Майя Сохумели - Сухуми: зеркало воспоминаний

Евгеша кричала, что расформирует класс, что разгонит нас по районам, но мы давали честное слово, что больше не будем, к тому же, завуч была матерью нашего одноклассника, и постепенно Евгеша остывала. В тот день нас не пугала даже завтрашняя экзекуция. Слегка оторвавшись от Евгеши, мы отправились к Илоне – она стояла у подъезда, а Леван немного трусил к ней подходить. Я его подталкивал, чтобы он ничего не боялся. Наконец Леван решился и отправился к Илоне, а я присел на лавочку, опустив голову, чтобы не смущать влюбленных. Я поднял голову, когда ошеломленный бросился ко мне и стал тянуть меня. Мы выскочили из двора, он тянул меня, а я пытался остановиться, чтобы понять происходящее.

– Стой, что случилось? – спросил я, отдернув свою руку.

– Она любит другого, – сухо ответил Леван.

– Кого? – инстинктивно вырвалось у меня.

– Не сказала, – совсем тихо сказал Леван.

– Стой тут, – смело произнес я.

Я бросился обратно к Илоне, которая все так же стояла у подъезда, возможно, она знала, что я вернусь.

– Почему ты не любишь Левана? – спросил я ее, подойдя ближе.

– Я ему сказала, почему, – гордо ответила Илона.

– Мне тоже скажи, – строго сказал я, но она смутилась и опустила голову, я тогда не понимал, в чем дело.

– Послушай, Илона, ты должна любить Левана, поняла, – говорил я и совершенно не осознавал своих слов.

– Не буду, – обиженно ответила она.

– Почему? – удивился я.

– Потому что не хочу, – отвернулась она.

– Пожалуйста, люби Левана, ради меня, – сказал я, и она удивленно посмотрела на меня.

– Ради тебя?

– Леван мой лучший друг детства, – стал я запинаться.

– Хорошо, – строго произнесла Илона.

– Супер, – обрадовался я, – тогда я пойду за ним? – спросил ее.

– Хорошо, но только пусть он скажет тебе, кого я люблю, и если ты его все равно отправишь ко мне, тогда я буду любить Левана, – сказала она и отвернулась.

Я ничего не ответил, но понял все. Илона назвала мое имя Левану, поэтому она не уходила и дожидалась, что я приду к ней обратно, и поэтому Леван мне ничего не сказал. Я вернулся к Левану и ничего не спрашивал у него, а просто настоял, чтобы он шел к Илоне, она согласилась его любить. Леван бросился к дому Илоны, а я отправился к морю с жутким чувством непонимания: меня любила девочка, которая мне тоже нравилась, но своего друга я любил больше.

Не понимал я только одно: а правильно ли я поступил? Это чувство меня преследовало очень долго, пока через 5 лет после войны я случайно на свадьбе не встретил Левана и его жену Илону. У меня остался друг на всю жизнь, а у друга жена. Кажется, я поступил правильно.

– Стой, стой сейчас отпорю, – кричал старик убегающему к морю мальчику.

– Не отпорешь, не догонишь, – смеялся мальчик, оборачиваясь то и дело назад.

Они бежали вдоль тротуара, мальчик спешил, он хотел первым прибежать к морю, хотел насладиться им первым. Он не хотел оказаться вторым. В тех краях мужчины всегда и во всем хотят быть первыми, а это был самый маленький, но уже мужчина. В городе стояла жара, каких не видел ни один август. Садовые гортензии и сирени изнемогали от жары, дождя не было уже вторую неделю. Нужно было собирать орехи, переживали, поспеет ли инжир, а что будет с виноградом. Местные жители просто не могли поверить: третья неделя августа и ни капли дождя. Черное море благосклонно в этом сезоне к отдыхающим. Да только в окрестностях и отдыхающих-то нет.

Мальчик бежал в сандалиях по раскаленному асфальту, казалось, что он оставляет позади себя следы. Ему еще не было десяти лет, и дедушка боялся, что с ним что-то случится. Да что с ним могло случиться, когда в окрестностях он знал каждую дворовую собаку и был знаком со всеми, с кем только можно было познакомиться, и даже с теми, с кем нельзя было?

– Стой, Рауль, а то накажу, – крикнул ему дед.

– Не посмеешь, – ответил Рауль.

– И откуда только он эти слова знает? – удивился дед и остановился. В одышке он не мог крикнуть ему, чтобы тот постоял немного: махал рукой, но, как назло, Рауль перестал оборачиваться и просто бежал.

Рауль был смышленый ребенок, он знал в этом городе каждого, но вот слово «не посмеешь» он выучил хорошо и надолго. Ему еще не было 8 лет, как Хвича – это местный авторитет, который смотрел за порядком в городе, – приглядел себе этого мальчика. Было все не просто так – в тот день была жаркая погода, и Хвича с друзьями играли в карты во дворе, а Рауль с друзьями играли в футбол.

– Эй, фуцики, давай сюда, – крикнул один из игроков в карты мальчикам.

Те немного опешили, но побежали к столу. Рауль же подхватил мяч и шел медленно и спокойно.

– Айда на хазу к тете Манане и скажите, что Хвича просил вино холодное и что-нибудь на зубок, – сказал вновь мужчина.

Ребята услышали и побежали в сторону частного дома. Казалось, что это не первый раз, когда они исполняли просьбу взрослого человека. Рауль стоял неподвижно, в его руках был мяч, и он смотрел на это мужчину в упор. Потом развернулся и направился в сторону игровой площадки.

– Эй, васа, а ты че не побежал? – спросил мужчина.

– Тебе надо, ты и беги, – ответил Рауль обернувшись.

– Ты смотри на него. Ну, он исполнил, вы видели, – сказал мужчина, смотря на Хвичу.– А ну иди сюда, – сказал он мальчику.

Рауль стоял неподвижно и молчал, он не сделал ни шагу навстречу к ним и ни шагу к площадке – он просто остановился и замер. Мужеству и выдержки восьмилетнего ребенка можно было позавидовать.

– Подойди, – тихо сказал Хвича.

И тогда Рауль смело направился к ним, взгляд его не был уже напряженным.

– Почему не побежал? – спросил его Хвича.

– Не хочу, – строго ответил Рауль.

– Не ломай меня, я же попросил, – ответил Хвича.

– Я что, голимый или залетный чангалист, чтобы на хазу бегать? – серьезно ответил ребенок.

Все пребывали в шоке, потому что впервые слышали от ребенка такие слова.

– Мою душу мотал, я тебе сейчас шнобель оторву, понял? Ты не в азрах, с кем говоришь? – сказал ребенку один из сидевших за столом.

Рауль ничего не ответил, а только пристально смотрел на того, кто это сказал.

– Ты чего так смотришь? – удивился мужчина.

– Запоминаю, – ответил ребенок.

– Что запоминаешь? – спросил мужчина.

– Лица ваши запоминаю. Когда я стану таким, как он, – Рауль кивнул головой в сторону Хвича, – каждого буду помнить, – закончил ребенок, пнул мяч в сторону площадки и убежал. Мужчины секунду молчали, а потом стали громко смеяться. Кто-то заметил, что борзая молодежь растет. Но только Хвича не смеялся – он пристально смотрел на ребенка и совершенно забыл об игре.

– Это не молодежь борзая, это он – волк. Ребенок, а нас всех уделал, – сказал Хвича, – ладно, сдавай, – отмахнулся он сдающему карты.