Игорь Ткачук - Вспомните, ребята!

В пятидесятых годах мать Славика, Нина Никифоровна, вышла замуж вторично. Отчимом Славика стал наш бывший сосед, вдовец Михаил Александрович Виноградов. Участник борьбы с басмачеством и Великой Отечественной войны, награжденный орденом Красной Звезды, который он носил на командирской гимнастерке, подпоясанной офицерским ремнем. Одно время Михаил Александрович возглавлял пожарную охрану завода, но после случившегося в овощном цехе в выходной день пожара, приговора за халатность (на некоторых противопожарных стендах не было топоров, а имевшиеся ведра протекали) и годового пребывания в лагере, стал заведующим заводской столовой. В 50 с лишком лет он был удивительно сильным физически, большим мастером кулинарного дела и энтузиастом приготовления еды не только на работе, но и дома.

Однажды Михаил Александрович заболел малярией приступы которой валили с ног и мучительно терзали этого сильного человека. Надо сказать, благодаря профилактическим мерам эту болезнь ликвидировали в наших краях за пару лет.

Получив образование в объеме 4-х классов церковно-приходской школы, Михаил Александрович играючи «щелкал» наши трудные задачи по арифметике, был начитан и занимался фотографией на профессиональном уровне. Большинство моих детских снимков сделаны его «ФЭДом» или «Фотокором» (со стеклянными пластинками-негативами размером 9 на 12 см.).

Как опытный солдат, Михаил Александрович учил нас со Славиком наматывать портянки, придирчиво проверяя результаты. Эта наука оказалась кстати.

Ко всему сказанному, Михаил Александрович удивлял способностью не спеша прикуривать папиросу от раскаленного древесного уголька, лежащего на собственной ладони. После второго замужества Нины Никифоровны у Славика появилась сводная сестра Мила (дочь Михаила Александровича), с которой я дружил еще до приезда Славика. Она была старше на 4 года и по мере взросления наша дружба увяла.

Виноградовы приехали в станицу из Москвы по смутным причинам. Не исключено, чтобы не попасть «под раздачу» конца 30-х годов.

Помню, Мила рассказывала, что ее покойная мама Людмила Ивановна, работала машинисткой в Кремле и видела самого Сталина. Вождя, по словам Людмилы Ивановны, сопровождал охранник с пронзительным взглядом.

Среди друзей присутствовал Коля Ем из корейской семьи, занимавшей 3-х комнатную квартиру на 1-м этаже нашего подъезда. Его старшие сестры и брат трудились рабочими в тарном цехе завода.

Одну из сестер Николая звали Креча. Некоторое время считалось, что это имя корейского происхождения. Впоследствии выяснилось, что оно выбрано в честь парохода «Керчь», на котором родилась Креча по пути семьи из Кореи в СССР (мать Николая до старости не научилась внятно произносить русские слова). Видно, работников ЗАГСа, оформлявших свидетельство о рождении Кречи, этимология и правильное написание имени, интересовали мало.

Славик, Нина Никифоровна и Мила. 1953 год. Берег заводского пруда

Соседями Емов по лестничной клетке были мои приятели Володя Демченко (сын грузчика транспортного цеха) и Стасик (Сталик) Романовский (сын кочегара заводской котельной).

Удивительные отношения сложились с Жангуровым Антоном Кузьмичом, главным механиком завода, занимавшим вместе с женой Марией Павловной комнату на нашей лестничной площадке. Кузьмич, как его все называли, был на 12 лет старше моего отца. Выше среднего роста, худой, с темным вытянутым лицом, подобным лику деревянного идола, он помнил приезд на завод моих родителей. Жангуров попал в действующую армию в ноябре 1941 года и прошел войну рядовым. Побывал в Берлине. Вернулся с трофеями в виде немецкого мундира, переделанного впоследствии в повседневный костюм, алюминиевой солдатской фляги и котелка, утопленного мною в Ассе на совместной рыбалке. Наград у него я не видел. О войне он не рассказывал. Очевидно, по причине отсутствия героических эпизодов. Теперь, когда наградные документы появились в открытом доступе, я узнал, что в 1945 году его наградили медалью «За боевые заслуги». Из размещенного в Интернете наградного листа следует, что подвиг «красноармейца Жангурова» совершался в дивизионной мастерской, где он «организовал бригады по ремонту кухонь и лужению посуды, изготовил агрегат для сушки и дезинфекции обмундирования в дивизионном прачечном отряде в зимний период 1944–1945 годов, руководил мастерской по изготовлению котелков и фляг из консервных банок и отходов железа, помогал частям в организации бытовых условий бойцов».

Детей у Жангуровых не было, и Кузьмич охотно возился со мной. С восьми лет стал брать меня, Славика, а однажды и Колю Ема, в трех-, а иногда четырехдневные лесные походы на рыбалку. Очевидно, для этого использовались дни отпуска или отгулы. Кузьмич, по национальности коми-зырянин, свободно ориентировался в лесу, знакомил нас с азами жизни на природе, обустройством ночевок у костра. Учил варить похлебку из случайно добытого корма, открыл секреты приготовления пойманной рыбы и печеной в золе картошки. Первые впечатления от ее вкуса мне не испортила даже ночь, проведенная в мокром лыжном костюме из байки. В этой одежде я прыгнул перед вечерним чаем в прибрежную колдобину Ассы вслед за сорвавшимся с руки котелком Кузьмича. Увы, военный трофей старшего друга плыл быстрее.

Этой потерей в тот раз дело не ограничилось. Нас сопровождала собака Веста, ирландский сеттер, принадлежавшая заводскому сварщику Орькову. Эту суетливую рыжую красавицу укусила в морду гадюка. В тот день змеи встречались трижды: в бурьяне у дороги, на толстом стволе дерева (Коля Ем зарубил ее обломком ржавого кинжала, приспособленном для рубки хвороста) и даже в реке. На отмели противная тварь проскользнула между ног, когда я хотел зачерпнуть воды. Щеку Весты раздул флюс. Через некоторое время собака исчезла. Домой мы вернулись без нее, сообщив о происшествии Орькову. К нашей великой радости, Веста, до крайности изможденная, но без флюса, самостоятельно вернулась домой через три дня. Кузьмич пояснил, что она лечилась травами.

Врожденная тяга к перемене мест побуждала Кузьмича периодически кочевать по консервным заводам орджоникидзевского треста. Помню тоскливое чувство, когда Жангуровы, погрузив пожитки на полуторку, уезжали из Ассиновской в осетинский поселок – теперь город, Ардон на тамошний консервный завод. Зато не было пределов радости при встрече Кузьмича, вернувшегося через год на прежнюю должность. В следующий раз он отбыл в Орджоникидзе в качестве главного механика стеклотарного завода. В тот год летом по приглашению Жангуровых и с согласия мамы я гостил у них в этом городе в течение нескольких дней. Кузьмич и Мария Павловна жили в центре, в комнате пятиэтажного дома, жильцы которого вечерами прогуливались по огороженной перилами плоской бетонированный крыше. В этом доме я впервые увидел санузел. Мария Павловна показывала городские достопримечательности. Кузьмич провел экскурсию по цехам завода. Поразительно выглядели печи для плавки стекла. Металлический пол вибрировал под ногами от гула вентиляторов. Емкость с расплавленным стеклом просматривалась сверху через специальное отверстие. Выходили из форм и плыли по конвейеру только что отлитые трехлитровые баллоны. Первоначально красные сосуды светлели по мере остывания. В конце пути трехпалая металлическая «рука» аккуратно брала готовые емкости за горло и переставляла в штабель. Один рабочий ловко прикурил от красного бока стеклотары самокрутку. Удивительным казалось поведение трехпалой «руки», совершавшей лунатические движения над конвейером даже отсутствии баллонов. Иногда «рука» промахивалась, и изделие падало на кафельный пол. В этих случаях осколки сбрасывались в печь для повторения цикла.