Игорь Котов - Преданные империей. Записки лейтенанта

– А маршалом? – спросил Игорь Свинухов – замполит второй роты.

– А маршалом – хуй. У того своих затей, как у Котова вшей на яйцах, – загоготал Акимов. Заслуженный медицинский работник первого батальона.

Напомнив о пахе, я с удовольствием его почесал. А пока чесал, алкоголь всё глубже проникал в мозговые извилины. Раздражение спало, приятная истома окутала все тело. Хотелось прямо сейчас идти в разведку или в атаку. С Лешей Акимовым и Игорем Свинуховым. Отобрать у басмачей их полковое знамя, и принести Смирнову.

– Вот, товарищ подполковник, знамя мятежников. Отобрали в бою. А это значит – они расформированы.

– Игорь, а когда ты поднимешься в атаку, что будешь кричать? – подергивал меня Лёшка, сверкая круглыми, как у еврея увидевшего кусок золота, подписанного Христом, глазами.

– За Брежнева! Ура!

– Неправильно, надо за Смирнова…

– Зачем?

– Как зачем, – от удивления, а он умел изображать удивление не хуже Райкина, – Закричишь «За Родину, За Смирнова», он услышит, и ты – командир батареи. Или орденоносец.

– Уж лучше за майора Титова…, – вставил Свинухов. – Не будет мозг долбать.

– Я за этого говнюка кричать не буду, – категорично заявил я.

– А за прапорщика Кикилева?

– Только если гарантирует добавку к хавке.

Посмеялись….

Но это было давно. А сегодня все подразделения готовились к маршу.

Иногда, зная, что скоро покинем нажитые места, хотя на севере мы стояли не более недели-двух на одном месте, кое-кто из солдат сбегал в ближайшие кишлаки, где силой оружия или просьбами, а порой и тем и другим, уговаривали дехкан подарить им ту или иную безделушку, произведенную в Гонг-Конге. Речь о кассетных магнитофонах пока не шла. В основном ногтерезки, карты с голыми бабами, флаконы с духами.

Дехкане рады были избавиться от назойливых русских интернационалистов, призванных оказывать им помощь, но без зазрения совести берущих все, что им хотелось. Ведь даже пожаловаться на «советских» было некому. Власть еще не взяли сторонники Парчама в свои руки, поэтому сторонники Халька, другого крыла коммунистической партии Афганистана, силы которых мы и громили на севере, при виде нас стыдливо отворачивались спиной от беды подальше.

Явных случаев мародерства пока не наблюдалось, но тенденции ощущались с пугающей реальностью. То у одного, то у другого партизана я видел то новые часы, то ногтерезку, то простенький магнитофон SONY. И этот факт вызывал зависть. А тут подошли награды, которые требовалось распределить среди вшивых и изнеможенных бойцов Советской Армии, больше похожих на грабителей, с первых минут усиленно выполнявших интернациональный долг, который понимали по-своему.

Что такое тендер капитан Князев не знал. А знал бы, обязательно объявил бы его среди личного состава на лучший подарок «любимому командиру». Завистливо рассматривая ту или иную ногтерезку, Князев стеснялся отобрать кусок металла у партизан, зато смело раскулачивал срочников, отбирая даже то, что те снимали с трупов убитых мятежников.

Награды, спущенные сверху за его боевое донесение, где им, капитаном Князевым, было доложено, что огнем минометов батарея уничтожила аж 29 мятежников и 3 пушки ЗИС-3, вызывало в нем противоречивые мысли. Как же так, ведь именно он написал эту ложь в боевом донесении, а его командир батальона Перевалов не наградил. Не наградил, сука, даже вшивой медалью. А теперь ему приходиться распределять награды среди партизан и прапорщиков, которые даже не стреляли в бою.

Несправедливо!

Старый капитан задумался, в уме просчитывая варианты. И тут в его голове родился гениальный план прямого обмена государственных наград СССР на ногтерезки и банки «Фанты».

Через Саланг прошли ВСЕ советские воинские части, вошедшие в Демократическую Республику Афганистан в ночь с 3 на 4 января 1980 года или позднее.

Чем примечателен этот перевал, кроме того, что является одним из самых высокогорных? Да тем, что советские войска впервые в своей истории преодолевали горы на высотах близких к критическим. До сих пор помню, с каким напряжением ползли ГАЗ-66 по перевалу. Медленно, метр за метром карабкаясь к вершине, как раненый из фильмов про войну к реке.

На обочине стояла заглохшая техника. В моторах копались водители, обмораживая руки. Мороз перевалил за 20 градусов по Цельсию. Шапки снега достигали высоты более пяти метров. Слева лежала пропасть, дна которой не было видно из-за облаков, стелившихся ниже. Впереди исчезали в тумане каскады тоннелей, проложенные сквозь базальт Гиндукуша. В кузовах лежат бойцы. Спят, укрывшись матрацами. Длинна некоторых тоннелей превышает нескольких километров, где через каждые 50 – 100 метров окна проветриваний. Но вытяжка не работает. Технический персонал из числа афганцев, обслуживающий тоннель – сбежал, завидев первого шурави. Сколько людских жизней забрал перевал – не ведомо никому.

В тот период, когда его оседлал наш 186 полк, передислоцируясь с севера страны, где были взяты города Тулукан и Файзабад, потери на марше составили около 30 человек, которые задохнулись в катакомбах тоннелей Саланг угарным газом из-за ошибок командования. Это суммарные потери нашего полка и ракетной бригады, вклинившейся в наши ряды. Глупые, ненужные потери

Кто не знает, что такое Саланг, тот не видел Афганистан. Это – истина. Один из самых высотных маршрутов, рассекающих Гиндукуш на равные части, была эта самая трасса, по которой наш боевой полк двигался в сторону Кабула, для оказания еще большей помощи бедному афганскому народу.

Уже на подходе к системе туннелей, стоявший на её охране взвод ДШБ распределял очередность прохождения по нему между ракетной бригадой и нашим полком. Мешать одну броневую технику с другой было неразумно. Хотя мы и представляли собой единую армию оккупантов-интернационалистов, но разные командиры могли отдавать разные приказы, что и привело к трагедии, оборвавшей жизни почти взводу солдат и офицеров Советской Армии.

Так как десантуре было по большому счету все равно кого пускать, они и открыли ставни ада для обоих подразделений, и что самое интересное, не понеся никакой ответственности за погибших в угарном газе. На боевые потери списывали жизни и технику. Жестокое существование и трусость. Вшей и болезни, затронувшие рядовой состав. А также глупые приказы, раскрывающие слабость тактической выучки всех командиров, от ротного звена, до полкового. А также неумелое командование в бою, что являлось практическим предательством интересов вооруженных сил.

Моторы надрывались из последних сил, таща к вершине броню, в которой устроились советские солдаты, увешанные оружием по самое «не могу». Высота за 4.000 метров, дыхание становилось рваным, как брезент ГАЗ-66, в его кузове устроились партизаны, навалив на себя матрацы, согреваясь лишь своим дыханием. Они вообще обладали талантом выживать в самых критических условиях жизни. Температура приближалась к минус 30 по Цельсию, отчего печки в кабинах работали на полную мощь. Но все равно мерзли.