Алексей Лыткин - Грущик

Второй любимый рассказ деда был покороче и всегда сопровождался смехом. Когда в деревню пришли немцы, они все как один были зверски голодны. Заходят в землянки, переворачивают всё, женщин изводят. Жестами объясняют свой вопрос: «Где еда?!». А нет ничего. Нашли какое-то плесневелое старое пшено. «Это что такое, надурить нас хотели?» – «Да что вы, солдатики, это ж мы свиньям, не себе». Информация была чистой правдой, но фрицы оставили поросят без ужина. Всё съели и ухом не повели. Когда дед рассказывал эту историю, я резонно спросил, почему было не зарезать какую-то живность и нормально полакомиться. Ответ был очевиден – мало времени, войскам при смене дислокации было не до пиршеств.

Война закончилась, прабабушка и прадед поженились, после чего уехали жить на Север. В маленький посёлок городского типа в Ростовской области с красочным названием Зерноград мои предки переселились в 1959 году. Молодой Володя (которому ещё только предстояло стать моим дедом через множество лет) в то время уже служил на границе с Финляндией, поэтому семья была из трёх человек.

Мой прадед был из тех, про кого говорят «на все руки мастер». Он многое умел и обладал массой знаний, которые помогли ему не только на работе, но и в быту. Арсенал насчитывал кучу научных статей, некоторые из которых сохранились до наших дней в домашнем архиве. Также он работал на машиноиспытательной станции в годы её расцвета, куда со временем подтянул и жену, и сына. А ещё занимался строительством и планировкой местности. В том числе, благодаря ему, согласно документам, в городе поставили первый светофор. К слову, сейчас их едва ли больше двадцати.

Прадед Виктор для меня – образец мужества, духоподъёмности, стойкости. Я верю, что благодаря таким, как он, наша страна выстояла в четырёхлетней кровопролитной бойне и в пятидесятых начала восстанавливать свою мощь. Существует гипотеза, что за каждым великим мужчиной стоит великая женщина. Необязательно, чтобы, как говорил Женя Лукашин, она мелькала каждый день перед глазами. Иногда достаточно одного диалога, после которого мужчина вдруг окрыляется и становится способен подняться на жизненный Олимп. Мой прадед не был великим в классическом понимании этого слова, но все его поступки и достижения позволяют мне его считать таковым. И с женщиной ему повезло несказанно.

Прабабушка Лида была токарем до 1943-го. Не самая стандартная работа для женщины, но в СССР это было привычной ситуацией. Сидеть дома с каждодневным страхом смерти от авиаудара в определённый момент ей надоело. Воспользовавшись возможностью, на правах добровольца она вместе с маленьким сыном переселилась ближе к фронту. Помогала нашим войскам, чем могла: шила, готовила, перевязывала раненых. Попутно завела множество подруг, с которыми переписывалась вплоть до своей кончины. Не впала в уныние, потеряв мужа. А главное: в 35 лет начала новую жизнь, выйдя замуж и родив второго ребёнка.

Параллельно с воспитанием сына она работала на заводе, вот трудолюбивое было поколение. Трудолюбивое и радостное. Старший сын Лидии, Владимир, с детства был самостоятельным. Как и все дети войны, он очень быстро повзрослел и по характеру был скорее интровертом. Обычный деревенский пацан, не любивший городскую суету. Образования 5 классов, да и те знания, что удалось приобрести, были получены в лютых условиях. Читать-писать научили – и то хлеб. Руки рабочие, усидчивый, но не лидер по духу. То и дело помогал маме воспитывать брата, да отцу с работой. А когда пришло время, ушёл в армию и на долгие годы выбрал службу своим призванием.

Дед Вова служил и на суше, и на море, и на Севере, и на Юге. Где только не побывал до 30 лет. Относительно тихое время, размеренная жизнь. Своя стихия. В армии он много читал и учился, насколько это было возможно.

В пятидесятые солдаты с неоконченным средним образованием даже сдавали экзамены, чтобы вернуться домой если не готовыми специалистами, то хотя бы с какой-то образовательной базой. Самой проблемной дисциплиной для Владимира была математика. Особенно те задачи, в которых нужно было пользоваться правилом «взятия за единицу» (впоследствии он исхитрялся придумывать подобные каверзы мне-шестикласснику, а потом даже сердился, когда я щёлкал их как семечки).

Именно тогда его любимыми авторами стали Сергей Есенин и Джек Лондон, а Михаила Зощенко он полюбил немного позже. Достоевского же просто ненавидел. Проникся чувствами к футболу: раз 10 рассказывал мне, как видел живого Лобановского в бытность игроком. Один раз повидал знаменитость, а называл «гусём», как старого друга. И всё потому, что киевские болельщики, с которыми он сидел на стадионе, так прозвали своего нападающего за длинную шею.

Около десятка лет старший сын был далеко от дома. Тем временем маленький Боря уже начал ходить в зерноградскую школу. По первым порам всё было здорово: 4–5, порядочный, вежливый, инициативный. Тянулся к людям, в отличие от брата. За период младших классов – куча грамот и благодарностей. Мой прадед, майор в отставке, хорошо воспитал сына, прививая ему правильные ценности и приоритеты. Но одна любовь, которой загорелся мальчишка, стала для него губительной.

С детства Боря обожал автомобили. Всех марок, всех цветов. Был просто помешан на них. Как только ноги подросли и стали доставать до педалей, отец начал учить его водить. Только одно дело, когда рядом с тобой любящий родственник, который в критический момент выхватит из рук руль и нажмёт на тормоз, а другое, когда такого человека рядом нет. По возрасту юнцу ещё нельзя было садиться за баранку, но он связался с плохой компанией, где ему и погонять давали, и девочки вокруг него вились, и всё остальное, как это бывает в молодые годы.

Уже в пятом классе мальчик стал зависим от «ночной жизни», и родители никак не могли найти на него управу. Наверное, были слишком добрыми, не находили нужных слов. Глобальные изменения в распорядке Бориса ожидаемо сказались на школьных отметках. Из годовых оценок пропали разом все пятёрки, потом и четвёрки, а в седьмом классе даже троек осталось минимум. Получить «лебедя» на уроке – это не так ужасно. Исправить время есть, да и колы советские учителя раздавали куда активнее современных. Для некоторых и двойка была радостью. Однако когда у тебя 8 из 14 «неудовлетворительно» в итоговом табеле, это может означать только одно: остаёшься на второй год. Казалось бы, это дно. Но самое страшное было впереди.

Незаконченный восьмой класс и угроза остаться без среднего образования должны были стать для Бори поводом взяться за ум. Отцу всё больше становилось стыдно, что школе сын предпочёл кафе и вечеринки. Но летом 62-го, когда нужно было приложить максимум усилий для «подтягивания» знаний за упущенный учебный год, юноша появлялся дома всё реже. Хоть под домашний арест сажай – только и ждал, что подъедут «друзья» и заберут гулять.