Василий Могунов - Дневники

С первыми тёплыми днями весны дед перебирался в сарай, где у него был заготовлен огромный гроб из дубовых досок и дубовый крест. Гроб стоял на козлах, и он в нём спал до глубокой осени. Прежде чем ложиться, он обливал себя колодезной водой, надевал длинную до пят холщовую рубашку и молился. До самой смерти курил по-страшному. Табак сажал себе сам – турецкий, сам же готовил его, я знал, что староверы не трубокуры, но дед курил. Помню, моя мать рассказывала, что когда он раскуривал козью ножку, вся живность во дворе разбегалась от него прочь.

Дед сохранил зубы почти до самой смерти. За год или два до кончины они стали у него болеть, и тогда его товарищ по артели, такой же старик – дед Семён, посоветовал ему полоскать рот денатуратом, что он и сделал. После того как он полечился таким образом, через несколько дней все зубы расшатались и выпали. Все до единого. И вот я очень ясно помню, как моя мама поручила мне разжёвывать для деда мясо и другую твёрдую пищу. Что я и делал до дня его смерти.

Умер он летом! Первым обнаружил это я. Мама послала меня разбудить деда, так как готов был завтрак. Я всегда будил его, и мне всегда было делать это страшно. Дед лежал всегда на спине и был похож на покойника. В то утро я, как всегда, просунул руку под одеяло и стал шевелить носок его ноги. Однако он, всегда чуткий, на этот раз не открыл глаза и не позвал меня к себе, чтобы погладить по голове. Деда торжественно похоронили.

Вид на город Петропавловск, фото с водонапорной башни, видна Большая Садовая улица (Амангельды) и Вознесенский проспект

Мы остались вчетвером, а через два или три года родилась моя сестра Лида. К этому времени мать уже сильно болела, и ей, наверно, не надо было вообще больше рожать. Моя мать Могунова (Кутилина) Соломония Фёдоровна родилась в 1896 г. в городе Елабуге. Умерла в 1934 г. в городе Петропавловске. Она получила образование. Была прекрасной домохозяйкой. Замечательно готовила разные кушанья. Учила этому нас с братом, так как сестра была ещё очень мала, еле ходила.

Это моя мать ─ Соломония Фёдоровна Могунова (Кутилина)

Дальние родственники матери носили фамилию Казаковы. Уже в 40-х годах родственница её, старая женщина, говорила мне, что мамин брат, а мой дядька, был уральским казаком, и, наверно, не он один. Об этом говорит фамилия Казаков. Этот мой дядя был репрессирован где-то в конце 20-х годов и сослан на Соловецкие острова. За что, не знаю. Но вскоре был освобождён и там заболел и умер от цинги. Об этом было получено извещение и присланы все оставшиеся от него вещи.

Город Елабуга. Здание женской гимназии

Мать была очень добрая. Любила сажать цветы. Огород у нас был большой, не менее 30—35 соток. Особенно мать любила георгины. На просьбу соседских девушек подарить им цветы она никогда не отказывала. Ничего мы из огорода не продавали. Огородную землю обрабатывали своими силами. Сами копали, сами сажали, сами убирали. Значительную часть земли занимало картофельное поле. Затем разные овощи: огурцы, морковь, капуста, свёкла и всякое другое. И, конечно же, цветник. Из деревьев ─только бузина. Я очень хорошо запомнил это, потому что когда созревали ягоды, мама вытаскивала на божий свет всю медную и латунную посуду и мы с братом Аркадием чистили её бузиной до изумительной яркости. В огороде же стояли две беседки, все усыпанные хмелем, который мы по осени собирали, и мама что-то из него варила хмельное. Огород был отгорожен от двора металлической ленточной решёткой, которая в летнее время была вся обвита голубыми вьюнками. Мы звали их граммофончиками.

Наш дом располагался на улице Крайней (ныне улица Маяковского), дом №10. На дворе размещались: дровяной сарай, где летом спали мы с братом, стойка для коровы и телка, свинарник, а в будущем ─крольчатник, курятник, собачьи конуры. Я помню только последних собак: Волкодав ─так его звали, и он был ростом с маленького телёнка, и Цыганка ─очень маленькая собачка.

Дом наш был небольшой. Он состоял из одной большой комнаты ─20 квадратных метров, кухни ─10 квадратных метров – и холодных сеней, сложенных из брёвен. Сени состояли из двух помещений: из кладовки 5—6 квадратных метров и прихожей 10—12 квадратных метров. До покупки этого дома моим отцом здесь располагался постоялый двор. Так как он стоял на самом краю города, то был очень удобен для селян, приезжающих в город на базар. В памяти у меня сохранился оставшийся от прежних хозяев огромный шестиведёрный самовар. Он имел приспособление для варки пельменей и яиц.

Отец в зимнее время, в ярмарочные дни, пускал в огород приезжих казахов. Они обычно приезжали на верблюдах, ставили одну-две юрты. Возводили гигантские колёса и качели. Казахи приезжали всем семейством и помимо торговли умели и веселиться по-своему. Ну и нам с ними тоже было весело. За услугу привозили нам различное зерно, сено, мясо.

Ещё мне помнится, отец разрывал в углу огорода снег и обнажал небольшую яму с каменной солью, завезённую туда прежними хозяевами. От этой ямы верблюды, любители соли, не отходили, а мы тем временем их дразнили. За что нам попадало от отца и казахов. Тесное общение в детстве с казахами и татарами заставило нас в какой-то мере изучить казахско-татарский язык, и мы, пацаны, бегло изъяснялись на этом русско-казахско-татарском наречии. Мой отец, а впоследствии и старший брат, знали казахский и татарский языки в совершенстве. Я ─не очень. Мама, по-видимому, совсем не знала.

Семья Могуновых в начале 1930-х гг. (Вверху) отец ─ Николай Константинович Могунов. (Слева) мать ─ Соломония Фёдоровна Могунова (Кутилина). (В центре) брат ─ Аркадий Николаевич Могунов. (Справа) это я ─ Василий Николаевич Могунов. (Внизу) сестра ─ Лидия Николаевна Могунова.

Богатыми мы никогда не были, но и не терпели нужды до начала 30-х годов. 30-е годы ─это начало ломки сложившихся веками устоев в деревне. Начало уничтожения трудового крестьянства. Насильственная высылка так называемых «кулаков». Разорение деревни. К этому моменту умерла моя мама и наше семейное хозяйство тоже пришло в полный упадок.