Василий Могунов - Дневники

Да тут же свалилась страшная беда: чума косила тысячи людей и лошадей. По степи сновали не только свирепые волки, но и одичавшие собаки, а население подвергалось ограблению разбойниками, которые собирались в вооружённые банды и слонялись по всем дорогам, не боясь чумы.

И вот в этот мрачный период в жизни народов нашей, в то время ещё великой России направили моего отца оказывать посильную помощь погибающим людям. Выделенный участок был огромный. Технических средств передвижения не было и в помине. Ему дали полудохлую лошадь, разломанные сани, винтовку и кое-какие медикаменты. Приведя своё хозяйство в относительный порядок, отец отправился в путь. В большинстве аулов на его участке людей не было. Часть из них, бросив всё, бежали от смерти, а те, кто не смог, лежали мёртвыми в своих юртах или просто на улицах, изгрызенные волками и собаками. Лошадей и овец также не было. Очень было страшно ночевать в пустой юрте у скудного очага и слушать волчий вой и яростный лай собак. В посёлках оставалось в живых по 2—5 человек.

Чума стала отступать перед морозами. Оставшиеся в живых люди собирались в одну юрту и бедовали вместе, а пищей им служили лошади, подохшие от чумы. Отец знал, что лошадиная чума не передаётся людям, и тоже питался этим мясом. Делал это он так: вырубал от павшей лошади мягкие части, конечно мёрзлые, долго отваривал куски, затем сушил в печке и молол в ступке. Полученную мелко измельчённую массу, пемикан, засыпал в мешочки и брал с собой в дорогу. Когда ему хотелось есть, то он кипятил воду или снег, засыпал одну-две горсти пемикана, солил и пил бульон. Казахи же варили кусками и ели.

Конечно, отец не мог оказывать эффективную помощь людям своего участка. Но добросовестно делал всё, что мог. Я уже писал, что чума шла на убыль и его задачей была ликвидация последствий чумы, то есть захоронение трупов людей и лошадей, дезинфекция юрт. В его обязанности входили также добыча кое-какой пищи для оставшихся в живых, поиски одичавших животных, лечение разных болезней: язвы на руках и ногах и на теле, трахомные глаза. Он заставлял кипятить одежду, так как на ней было полно вшей. Стриг и брил головы. Эта зима осталась в его памяти кошмаром на всю жизнь.

Однажды отец возвращался на свою базу, кажется, в Акмолинск. Его нагнали верховые казахи, вооружённые винтовками. Остановили и приказали вылезти из саней, затем отобрали оружие. Один из бандитов, обшаривая сани, достал ящик с медикаментами. Доставая из ящика флаконы, он открывал их и подносил к носу, обнюхивая. Наконец, он добрался до флакона с притёртой пробкой и с надписью «Яд ─стрихнин». Тут отец не выдержал и закричал по-казахски, что если тот понюхает, то тотчас умрёт. Бандит поставил флакон на место и спросил: понимает ли отец по-казахски и говорит ли на этом языке. Отец ответил ему: «Мен қазақша сөйлеймін», что значит: «Я по-казахски говорю». В разговор вмешался главарь шайки. Он спросил отца, кто он такой и что делает в степи. Узнав, что он лекарь и помогает его землякам оправиться от чумы и других болезней, а также лечит лошадей, вожак сказал, что он слышал об этом, и добавил, что народ хвалит его за его доброту и заботу. Затем спросил, почему у отца такая плохая лошадь, и приказал одному из бандитов отдать свою лошадь, а его взять себе. Затем ему бросили в сани мешок овса, отдали винтовку, и предводитель сказал, что пусть, мол, он и дальше ездит и помогает лечиться людям в аулах и что его никто и никогда не тронет. И банда уехала.

К весне чумная волна прошла. Появились более подготовленные медики, люди стали возвращаться в свои родные стойбища. Отца отозвали и разрешили ехать домой. Это было, наверно, в период 19—20 годов.

Город Акмолинск. Впоследствии ─ Целиноград. Акмола, Астана, а ныне Нур-Султан, столица Казахстана. Фото 1920-х гг.

Мой брат, Аркадий Николаевич Могунов, родился в 1919 г. в городе Петропавловске. Умер в 1972 г. Моя сестра, Лидия Николаевна Могунова, родилась в 1926 г. в городе Петропавловске. Умерла в 1980 г.

Мы жили тогда одни, под присмотром молодой женщины, которую мы звали «тётя Аксинья». Она была родом из ближайшей деревни, казачьей и очень богатой – Архангельское. Она родила от отца сына, судьба которого мне не известна.

Через два-три года после смерти мамы отец женился на знакомой нашей семьи, Александре Михайловне Лахтиной. Она была из семьи потомственных кузнецов, известных своим искусством ручной художественной ковки. У неё тоже был сын от отца ─Николай, который умер в возрасте двух лет от простуды. Александра Михайловна была запойной алкоголичкой. Мой отец не был пьющим. На почве пьянства мачехи в доме были постоянные ссоры. Особенно пьянство мачехи усилилось после смерти отца.

До женитьбы на Александре Михайловне отец имел неосторожность жениться на молодой женщине тёте Вале, мы так её звали. Эта тётя Валя была настоящей потаскушкой, но отец этого, видимо, не знал. Так или иначе, он однажды привёл её в дом, познакомил нас и сказал: «Это будет ваша мама, любите её и слушайтесь». Но, слава богу, она пробыла у нас недолго, примерно полгода, с ранней весны до ранней осени. Где-то в начале сентября 1935 г. тётя Валя была изгнана из нашей семьи. Этому предшествовал драма-трагический факт. А дело было так: отец, занимаясь железоскобяными товарами, довольно часто был в командировках, и мы в это время были совершенно одни. Тётя Валя уходила к матери, которая жила недалеко от нас, занималась пьянкой и вела разгульную жизнь с мужиками. Об этом нас подробно проинформировали приятели, да мы и сами следили за ней. Однажды она заявилась к нам домой вместе со своей матерью. Заставили нас подрыть картофель и нажарили большую сковороду. Лида, сестра, жила у старушки-няни. Дали картофеля и нам, но мы почувствовали, что он с сахаром. Брат, а вслед и я возмутились этим: «Как это так? Картофель с сахаром!» Мы отодвинули от себя миски и попытались выскочить из комнаты, но нас схватили и затолкали в подпол, в подвал. Конечно, мы всячески их ругали и кричали. Тогда они надвинули на люк сундук, поели и ушли, закрыв дверь и оставив нас в подполе. Однако мы сумели выбраться из него и ушли к нашим знакомым Кучумовым (Кучумова – моя крёстная мать) и всё им рассказали. Заночевали у них, и через два дня должен был приехать отец. Но на другой же день у нас случилась беда.

С самого утра ватага наших ребят отправилась в небольшой сквер, где были установлены так называемые гигантские шаги ─это что-то вроде каруселей. Они устраивались так: брался столб 5—6 метров и на одном конце закреплялось обыкновенное колесо. К спицам прикреплялись 3—4 верёвки. Другой конец крепко вкапывался в землю. Желающие покружиться на такой карусели брались за концы верёвок и по команде начинали разбег, а затем поднимали ноги и по инерции кружились вокруг столба. Это можно было делать и одному человеку, совершая как бы гигантские шаги. Забава была интересная, и всегда мальчишки крутились возле этого колеса. В то утро почти одновременно с нами в сквер заявилась другая ватага ребят с так называемой «дедовской заимки». А мы жили в «татарском крае». Началась ссора, а затем драка. Так как на нашей стороне было значительно меньше ребят, «дедовские» выгнали нас из сквера и продолжали гнать по улице. Наш дом находился рядом со сквером, и мы с братом забежали во двор и закрыли ворота на прочный запор. Заборы же были высокие и гладкие. Преследователи подбежали к забору и принялись колотить по нему и по ставням закрытых окон палками и камнями. Послышался звон разбитых стёкол и угрозы поджечь дом. Заговорщики собрались под забором и совещались, что бы ещё сделать с нами.