Николай Бирюков - Трудная наука побеждать

— К такому выводу пришли и армейские разведчики, — согласился генерал-лейтенант Захватаев. — Оборона противника неплохо подготовлена?

— Очень неплохо! В этих районах так много нарытых обеими сторонами траншей, что остается только разумно их приспособить и использовать.

Кстати сказать, там и поныне сохранились старые профили траншей и окопов. Они отчетливо видны, когда проезжаешь по этим местам былых боев.

Никанор Дмитриевич Захватаев расспросил меня о командирах дивизий, о их заместителях и штабных работниках, после чего рассказал о предстоящем наступлении армии.

— Готовьте удар на Секешфехервар, — сказал он. — Взаимодействуя с частями 21-го гвардейского корпуса, перережете коммуникации противника и в первый день, еще до темноты, овладеете Секешфехерваром…

Я заметил, что Секешфехервар мы уже брали в декабре ударом с юга.

— Значит, места знакомые. Письменное распоряжение получите позже, ответил новый командарм.

Накануне наступления Военный совет 3-го Украинского фронта обратился к красноармейцам, сержантам, офицерам и генералам 20-го гвардейского стрелкового корпуса с таким призывом:

«Дорогие товарищи, наши боевые друзья!

Многочисленные вражеские танковые и пехотные атаки разбились о несокрушимую стойкость бойцов нашего фронта и силу нашего могучего оружия.

Не помогли врагу лучшие его танковые дивизии, переброшенные из района Варшавы, с устрашающими и крикливыми названиями „Мертвая голова“ и „Викинг“.

Авантюрная затея прорваться к Будапешту позорно провалилась. Враг понес огромные, потери в живой силе и технике. Он измотан и обескровлен.

В этой беспримерной битве войска фронта, в том числе и вы, воины 20-го гвардейского стрелкового корпуса, показали образцы стойкости и храбрости и не допустили прорыва противника к Будапешту.

Дорогие товарищи!

Настал момент перейти в решительное наступление и уничтожить зарвавшегося врага… Военный Совет фронта уверен, что Вы с честью выполните поставленную задачу…»

Против наших дивизий первого эшелона — 5-й и 80-й — оборонялись моторизованные полки 3-й и 5-й эсэсовских танковых дивизий, то есть до трех тысяч пехоты с артиллерией и минометами. Танковые части врага располагались в резерве, близ Секешфехервара.

Боевые порядки противника и наших войск разделяла балка. Она тянулась на юг, к Секешфехервару, и местами была до полутора километров шириной. Передний край фашистов проходил по высотам, вторая траншея — тоже, а дальше были шоссе и два канала. Местность очень подходящая для обороны.

Однако и в нашем расположении, в удалении 500-1000 метров от переднего края, были хорошие высоты. На них мы развернули сеть наблюдательных пунктов. Прибавьте сюда 600 стволов орудий и минометов, которые мы имели перед наступлением, и вы поймете, почему в грядущий день мы смотрели с оптимизмом.

Однако в день, когда началась новая операция, получившая наименование «Венской», погода выдалась неприятнейшая. С самого утра землю плотно окутал густой туман. Сверху, словно из гигантского распылителя, падала водяная изморось. Видимость была ограниченной, поэтому наступление отодвигалось к полудню. Все мы были раздосадованы. На наблюдательный пункт то и дело звонят: «Как погода?», «Не рассеялся ли туман?», «Как видимость?»

Отвечаю: «Плохая!», «Нет, не рассеялся!», «Никакой видимости!»

А тут еще неприятный случай испортил настроение. Когда мы утром подъезжали к наблюдательному пункту, водитель решил «притереть» машину прямо к ходу сообщения. Вдруг машина под нами вздрогнула, раздался оглушительный взрыв.

— Кажется, опять наехали на мину?

— Так точно, наехали, — отвечает мой водитель. — Мотор поврежден, переднее правое колесо оторвало.

— Третий раз…

— Третий. Везет…

В 13.00, как только видимость улучшилась, наступление началось. Шестьдесят минут воздух и земля содрогались от артподготовки. В заключение проревели «катюши», и гвардейцы ринулись вперед.

Быстро выбили врага из траншей и приблизились к Секешфехервару, захватив десять минометов, восемь пулеметов, два орудия, два бронетранспортера.

Наблюдательный пункт корпуса перенесли в один из захваченных окопчиков. Отсюда хорошо видны наши боевые порядки.

— Смотрите, на нас с тыла пикирует «мессер»! — воскликнул капитан Никитин.

— Не может быть! — сказал я, продолжая наблюдать за работой наших штурмовиков. — Как он мог нас заметить?

— Прямо пикирует, — повторил Никитин и потянул меня за руку на дно окопа.

Едва успели мы лечь на землю, как над нами со свистом пронесся истребитель и, ударившись о землю метрах в восьми от нас, зарылся в песчаный грунт. Видимо, летчик был убит в воздушном бою, «мессер» шел вниз уже неуправляемый.

На подступах к Секешфехервару шли тяжелые бои. Все наши атаки отбивались сильным огнем. Наверное, уже в пятый раз позвонил командующий армией:

— Вторые сутки пошли, а город все еще в руках врага. Когда же возьмем?

— Никанор Дмитриевич, возьмем город. Не силой, так терпением, ответил я, хотя мне тоже было не до шуток.

— Мне за «терпение» уже попало. Москва запрашивает, почему Секешфехервар еще не взят.

Я ответил, что мы с командиром 7-й дивизии наметили один вариант, попытаемся осуществить его.

Звоню полковнику Дрычкину:

— Так как же, двинем полк Чухлина?

— Опасно. Вся долина, что подходит к Секешфехервару с запада, залита половодьем. Осталась одна сухая полоса — насыпь железнодорожной линии.

— Вот по ней и двинем полк Чухлина — между флангами 5-й и 80-й дивизий, в обход Секешфехервара.

— Можно, хотя и рискованно. Уж очень полоска узковата.

— Рискнем! Надо полагать, гитлеровцы нас отсюда не ждут. Обеспечь надежную связь с полком.

— Есть наступать 18-м гвардейским стрелковым полком по железнодорожному полотну в обход города, — повторил полковник Дрычкин…

Затея наша, конечно, была очень рискованной. Рота за ротой, батальон за батальоном войдут на сухую полоску и в случае опасности развернуться им будет негде. Однако Чухлин должен выполнить задачу. Это вполне сложившийся командир полка — степенный, рассудительный. Никогда, даже в самых жестких временных рамках, не станет суетиться — важное качество для командира. Улыбался он редко. Густые короткие усы усиливали внешнюю его суровость. А так это душевный человек. Словом, Геннадий Петрович Чухлин был надежным командиром. Такие обычно не выказывают внешних признаков служебного рвения, но боевую задачу будут добросовестно выполнять независимо от того, трудна она или легка, контролирует кто-нибудь ее выполнение или нет. Такие и в тяжкий чае поражения и в преддверии победы доложат только то, что видят, а не то, что кажется. В случае нужды на полк, батальон или роту такого командира, образно говоря, может опереться и дивизия, корпус. Затрещит, но выдержит — потому и слывет надежным.