Альберт Атаханов - Незабываемые встречи

Я был потрясён таким предсказанием своей судьбы. Немного забегая вперёд, скажу, что во время поступления на режиссёрский факультет, когда мне пришлось спеть ариозо Канио из оперы Леонкавалло «Паяцы», экзаменационная комиссия единогласно предложила мне совместить обучение режиссуре с вокальным факультетом Ленинградской госконсерватории.

Однако вернёмся снова в мою комнату. «Жена» после салата-зелени подала на большом блюде плов, услужливо разложила его по тарелкам, а я решил показать Вольфу Григорьевичу, как можно есть плов руками, хотя для гостей на столе лежали деревянные ложки. Вольф Григорьевич оценил мои кулинарные способности и после трапезы снова обратился ко мне: «Ну что же, Алик, я надеюсь, ты запомнишь, что я тебе сказал, и ты, молодец, живёшь со стремлением добиться цели своей жизни. Спасибо твоей маме Марии Николаевне, что она этим альбомом указала на первую стадию твоего большого творческого пути. Жаль, что для меня некому было это сделать. О своих приключениях, радостях и горестях в жизни я тебе уже много рассказывал, но вот показать что-нибудь, увы, не могу! Хотя вот у меня с собой есть одна старая фотография, она мне очень дорога, и я храню её с времён войны». Тут он вынул из внутреннего кармана чёрно-белую небольшую фотокарточку. На ней было запечатлено рукопожатие Вольфа Григорьевича с балтийским лётчиком, Гером Советского Союза К. Ковалёвым, а на фюзеляже самолёта-истребителя большими белыми буквами было написано: «За победу!Подарок от советского патриота, профессора В. Г. Мессинга».

Я осторожно взял эту уникальную фотографию, которая, как сразу увидел, от долгого времени стала совсем серой, а главное, уголки были уже изломаны… «Просто беда», – подумал я. А Вольф Григорьевич спокойно продолжал с аппетитом есть плов. Я, держа в руках эту реликвию, подошёл к балконному окну, чтобы лучше рассмотреть ЭТО фото, и стал думать о том, как жалко, если этот единственный, уникальный снимок скоро совсем испортится или порвётся… Нет, этого нельзя допустить! И я мысленно решил наклеить эту фотокарточку на любую из моих новых фотографий в альбоме. И вдруг послышался голос Мессинга: «Ты что, подклеить её хочешь?! Давай, давай, подклей – хорошо придумал!» Я даже вздрогнул от неожиданности – ведь я стоял к Вольфу Григорьевичу спиной! Я взял из своего альбома плотную фотографию и подклеил, как хотел.

После плова пили зелёный чай с восточными сладостями, и Вольф Григорьевич рассказывал, какие бытуют о нём анекдоты. Могу вспомнить один из них. «В поезде “Москва-Варшава” ехал Мессинг в одном купе с офицером нашей армии. Через некоторое время офицер обращается к попутчику: «Я вас узнал, вы – Вольф Мессинг». – «Да, я Мессинг – и что из этого следует?» – «Я один из немногих людей, которые сомневаются в вашем таланте предсказания судьбы. Вот, например, угадайте: куда я еду?» – «Ну, это для меня совсем простой вопрос. Вы едете в Варшаву, там вас будет встречать жена». – «О, это удивительно точно!» – воскликнул восхищённый офицер. – «А чему вы так радуетесь? – усмехнулся Мессинг. – Радоваться вам недолго, ведь вы с ней скоро разойдетесь! Вот так».

И ещё много разных случаев из своей жизни рассказывал Вольф Мессинг, некоторые из них были забавные, а многие эпизоды были трагические, особенно периода Великой Отечественной войны. И мне в этой книге не хотелось бы их вспоминать. Скажу только одно: ни в книгах, ни даже в художественном фильме «Вольф Мессинг» эти страшные страницы его жизни не упоминалось вообще. Возможно, это было правильным решением.

Покидая нашу гостеприимную компанию, он сказал, что у меня хоть и небольшая, но уютная комната с красивым убранством и пригласил с ответным визитом посетить его квартиру на Песчаной улице. «Когда приедешь ко мне в гости, я попрошу тебя мою квартиру тоже сделать уютной, а то у меня вечный бедлам!» Я сразу согласился и принял его приглашение. А на следующий день я провожал Вольфа Григорьевича в ашхабадский аэропорт, и там снова получил от него замечание… Рейс «Ашхабад-Москва» по какой-то причине задерживался, и я предложил им с ассистенткой выпить по чашечке зелёного чая. Вдруг Мессинг говорит: «Скажи, Алик, только честно. Ты давно с женой развёлся? У тебя в доме было всё хорошо, всё вкусно, мы с тобой по-дружески беседовали, а ты, Алик, зачем-то хотел меня обмануть, пригласив в гости свою бывшую жену. Обмануть Вольфа Мессинга! – и со смехом добавил: – Ай, молодец, как там у вас по-туркменски – «берекелля», кажется?! Ведь я сразу понял, как только она подошла к столу, что она не хозяйка в этом доме…» – «Простите меня, дорогой Вольф Григорьевич, я пригласил её помочь по-дружески мне в студенческой комнатке создать добрую семейную атмосферу!» – «Да я пошутил, совсем на тебя не обижаюсь, наоборот, хочу тебе предложить помочь выбрать другую жену. В общем, когда ты встретишь девушку и у тебя будут серьёзные намерения, тогда перед подачей заявления в ЗАГС обязательно приди ко мне в гости. Мы посидим, попьём чайку часочек, а после я тебе всё-всё подробненько расскажу – какие у нее на тебя виды… Договорились?»

Объявили посадку, и на прощанье я попросил сфотографироваться с Вольфом Григорьевичем на память.

Теперь эти чёрно-белые фотографии 1964 года являются для меня своеобразной реликвией, и я храню их всегда возле себя. А иногда, в трудные минуты, произношу слова: «Со мной Мессинг!»

И представьте себе, они мне помогают найти выход из тяжёлой ситуации…

Прошли пять лет после той встречи с Мессингом в Ашхабаде. Я окончил Ленинградскую консерваторию и уже работал режиссёром в Останкине на Центральном телевидении. Проезжая по Москве, я увидел афиши, которые приглашали посетить «Психологические опыты» Вольфа Мессинга на сцене Таганского летнего сада. Я пошёл на выступление Вольфа Григорьевича с надеждой на встречу с ним. Помню, в зрительном зале рядом со мной сидел Юрий Никулин, который, видимо, тоже был знаком с Мессингом. Перед началом было объявление ведущей с просьбой к друзьям и знакомым Вольфа Григорьевича не передавать на сцену письменных заданий, как это обычно делают обычные зрители. Тут я увидел, как Юрий Владимирович Никулин разорвал несколько записок, которые ранее держал в руках. Я не стал признаваться ему в своём давнем знакомстве с Мессингом, а терпеливо ждал окончания сеансов по разгадыванию очень сложных заданий, чтобы пойти за кулисы. В тот вечер Вольф Григорьевич работал в зале с большим нервным напряжением, даже иногда ругал очередного вопрошателя за то, что тот отвлекался и думал о другом. Ещё я заметил, как Мессинг с трудом двигался между рядами, а ведь я хорошо знал, когда и где он получил хронический ревматизм ног. Мы сидели, общаясь, с Никулиным на последнем ряду, и Вольф Григорьевич меня не увидел – думаю, опасался отвлечься от задания. После окончания выступления я с помощью своего телевизионного удостоверения пробрался за кулисы и нашел гримёрную Мессинга. Только я приоткрыл дверь, ещё не успев войти, только показалось мое усатое и бородатое лицо – я тогда носил усы и бородку, – сразу, как выстрел, услышал свою фамилию: «Атаханов! Алик, ты?» Нет, вы представьте себе старую гримёрку с плохим освещением, в которой в потёртом кресле возле стола сидит сильно утомлённый человек. Левую руку он положил на стол и, склонив седую голову, почти дремал. И тут появляюсь я – через 5 лет, абсолютно не похожий на того ашхабадского студента Алика, да и фамилия моя довольно необычная, не Иванов – а он сразу «Атаханов!» Вот какая гениальная память была у Вольфа Григорьевича Мессинга.