Николай Бакурский - Советская Новая Земля 69. Воспоминания

В один из рабочих дней Геннадий Васильевич подошёл и говорит:

– Сходи в дальнюю комнату, что позади каптёрки, и посмотри, нет ли там каких-либо нужных нам радиодеталей. В этой комнате матросы разбирают радиолокационную станцию. Эта станция была заказана в своё время и использовалась для определения эквивалента ядерного взрыва по электромагнитному импульсу (ЭМИ) от взрыва, воспринимаемому в атмосфере с помощью РЛС. Во дворе демонтируют списанную антенну. Ну а мы с тобой посмотрим, что от этой станции можно использовать для нашей РТС-КН. Давай так её назовем «Радиотехническая система контроля напряжения», иными словами – РТС-КН.

С моей стороны возражений не было. На том и решили. Я пошёл смотреть на работу матросов. Их видимо проинструктировали соблюдать какой-то особый режим демонтажа, и они тщательнейшим образом следовали полученной инструкции: всё разбиралось до мельчайших деталей. Панельки радиоламп рассверливали, если они были клепаные, и развинчивали, если были собраны с использованием болтов и гаек. Панельки для лампы ГУ-50 имели фарфоровые основания с отверстиями, куда прикручивались цилиндрические контакты. Это все также развинчивалось. Развинчивались подстроечные конденсаторы с воздушным диэлектриком и раскидывались их пластины. Всё, правда, складывалось в отдельные ящики. На мой вопрос, почему так разбирают, ответ был простой: «Так приказано». Вернулся в нашу лабораторию и докладываю: «Почти все разобрано. Мы можем посмотреть только корпуса для передающего и приемного блоков нашей РТС-КН».

Работы по РТС-КН шли споро. Так как вечера были свободны, то мы часто оставались в части и собирали действующие макеты узлов. Как-то я заметил, что часть транзисторов П13 ведёт себя ненормально: отдельные образцы имеют усиление по току более 100, чего в полученной со склада партии не наблюдалось; другие были пробиты, так как их база одинаково низкоомно прозванивалась и на эмиттер, и на коллектор; третьи вели себя нормально и имели коэффициент около 40. Причина была неясной.

Однажды в морозную ветреную ночь, отойдя от стола, я приблизился к двери из лаборатории и протянул руку к дверной металлической ручке. Тотчас с руки на ручку соскочила фиолетовая искра. Вернулся к столу, достал высоковольтную (на 1000 Вольт) неонку и пошёл к двери. На расстоянии около 10 см от ручки неонка вспыхнула. Стали с моим наставником рассуждать о причинах такой электризации. За окном завывала метель. Северовосточный ветер с Карской стороны бил в угол здания, где как раз и располагалась лаборатория. Ясно, сухой снег тёрся о здание и наэлектризовывал его. Электрический заряд накапливался, внутри помещения на всем оборудовании. Если крыша здания было металлической, то мы находились внутри конденсатора, образуемого крышей и грунтом. Напряжение заряда, видимо, составляло не один десяток тысяч Вольт. Стала понятна причина, почему были повреждены транзисторы. Через пару недель, когда ветер утих, мы проверили транзисторы. Все транзисторы оказались рабочими, только, те, которые были отложены в коробку как пробитые, приобрели большой коэффициент усиления и при испытаниях выдерживали без лавинного пробоя напряжение эмиттер – коллектор сильно отличающееся от паспортных значений. Их всё равно пришлось забраковать.

Вечерние работы в лаборатории практиковали не только мы, но и другие «холостяки», то есть офицеры, проживавшие в гарнизоне без жён. У большинства офицеров семьи проживали в Ленинграде и были хорошо устроены. Ехать в отдалённый закрытый гарнизон не все хотят. Вот так и образуются на Новой Земле «холостяки». Жёнам остается их пасти на удалении. А выпас состоял в том, чтобы вовремя перехватить денежное довольствие мужа. Так вот, жена Генннадия Васильевича, получив от него перевод, через неделю шлёт телеграмму: «Дорогой, вышли рублей сто – очень надо». Ясное дело – боится, что прокутит с сослуживцами в ресторане теплохода «Буковина». Так и у большинства остальных. Но эти временные холостяки не дремлют и занимают у настоящих холостяков до получки, когда появляются у пирса теплоходы «Буковина» или «Татария».

Теплоходы приходят летом и осенью, или один из них стоит на Маточкином Шаре в качестве гостиницы. Трюмы этих круизных теплоходов изобиловали коньяками, винами, водкой и самогоном. В судовом ресторане сначала продают то, что подороже. Затем экспортная водка по 5р20 копеек, а уж потом под видом водки – самопальные напитки, как говорили старожилы – «Архангельский сучок». Когда нет теплоходов, иногда отмечали дни рождения со спиртом архангельского розлива в бутылках с синей наклейкой.

Офицеры, которые участвовали в воздушных испытаниях, вспоминали, что тогда при демонтаже аппаратуры спирт выдавали в неограниченном количестве. По технике безопасности все приборы было необходимо не просто обтирать, а именно мыть и купать в специальном корыте, заполненном спиртом. Причём, сперва купали в «гидрашке», а затем в ректификате. Это было рассказано сотрудниками первого отдела НИЧ. Что касается других отделов – сказать не могу. Теперь время наступило иное, и способы обработки демонтируемого оборудования стали иными: промывка корпусов теперь не требуется, а отмывание от флюса паек по утверждённым в ту пору нормам оговаривало 1 миллилитр на одно паяное соединение.

Вечерами мы работали в лаборатории над нашей РТС-КН. Некоторые мичманы сверхсрочной службу также оставались в своих подразделениях для подготовки работ матросам на следующий день. Командование НИЧ иногда лично проверяло, что творится в части после восемнадцати часов. Особенно часто мы видели замкомандира части полковника Пучкова Аркадия Александровича. Однажды его посещение совпало с промывкой нами паяных соединений в блоках РТС-КН. Не исключено, что он вошёл в лабораторию почуяв запах этилового спирта. После нашего приветствия и доклада Геннадия Васильевича о характере работ, Пучков задал вопрос:

– Ваша работа с промывкой не кружит ли вам головы?

– Никак нет, Аркадий Александрович, – отвечал капитан третьего ранга, – это при воздушных спирт лился рекой и можно было охмелеть. Сейчас лишь один миллилитр на контакт.

– Что ж, успокоил, – заметил ему Пучков и вышел из лаборатории.

– Отличный специалист и человек Аркадий Александрович, – отметил мой коллега и погрузился в работу.

Должности в части были высокие. Инженер- испытатель – эта должность соответствовала званию капитана третьего ранга. На эту должность были приняты и мы, вновь прибывшие лейтенанты. Что это давало нам? Это давало возможность при безукоризненной службе через определённое время получать очередное звание от старшего лейтенанта до майора (звания для нас общевойсковые, так как мы не плавсостав и не имели морского образования). Но это также требовало от нас исполнения обязанностей, которые обычно исполняют старшие офицеры, например, дежурство по гарнизону. Этой нашей привилегией старшие офицеры часто пользовались, отлынивая от дежурств по гарнизону, ссылаясь на занятость работами в подготовке испытаний, понимая, что вместо них начальник пошлёт дежурить кого-нибудь из лейтенантов.