Александр Нилин - Эдуард Стрельцов. Памятник человеку без локтей

Тем более что вроде бы наступал черед Маслова – Деда всегда прежде возвращали после неудач сменщика.

Но Маслова оставили старшим тренером в ФШМ – и довольно скоро все убедятся, что работа Виктора Александровича в футбольной школе сослужит «Торпедо» лучшую из возможных служб.

Пока же автозаводскому клубу приходилось примириться с начинающим тренером Бесковым из «Динамо».

День рождения Константина Ивановича приходится на позднюю осень, и в «Торпедо» он пришел, когда ему и тридцати пяти не сровнялось.

По завершении карьеры игрока устроен Бесков был в общем-то совсем неплохо. При сложившихся у них взаимоотношениях с Якушиным Михей не захотел брать Костю себе в помощники. Зато Качалин позвал его вторым тренером в сборную. Что бы для начала могло быть лучше?

Но самолюбие Бескова в роли второго страдало.

Когда выиграли в Москве у чемпионов мира – немцев, разве связывал кто-нибудь этот успех с участием в тренерском штабе вчерашнего динамовского лидера?

Вторые тренеры не выигрывают матчей.

Правда, когда за поражение увольняют старшего тренера, совсем необязательно немедленно лишают работы его помощника. Однако, как правило, во втором тренере старший тренер хочет видеть преданного себе с потрохами работника.

Качалин – опытный человек и тоже родом из «Динамо» – вряд ли ждал от Бескова особой преданности. Возможно, Гавриил Дмитриевич и видел в нем полезного советчика – в сборной все же черновой работы поменьше, чем в клубе.

Второй тренер не может позволить себе роскошь порассуждать вслух, не превращаясь в оппонента старшего. Но и при очень сильном воображении не представишь тридцатичетырехлетнего Константина Ивановича у кого-то на подхвате – если даже разрешили бы ему иметь собственное мнение.

Бесков понимал, что у Качалина опыта побольше, чем у него. Только принимал ли он всерьез опыт работы с «Локомотивом»?

Как истинный динамовец, тем более динамовец – премьер и корифей, он презирал «Локомотив» и не думал тогда, что ему и железнодорожный клуб предстоит тренировать.

В тренерской работе Константина Ивановича заведомым препятствием становилось то обстоятельство, что он с неуклонной динамовской репутацией приходил варягом в большинство из доверяемых ему клубов.

Но не априорная ли отчужденность сделала его самым профессиональным из отечественных тренеров?

Я с большой – до бестактности – настойчивостью расспрашивал и Бескова, и Валю с Эдиком о сезоне, когда их таланты объединились (точнее, могли бы объединиться) под торпедовским флагом.

И слышал весьма уклончивые ответы – чувствовалось, что ни тренеру, ни игрокам особого удовольствия воспоминание о попытках давнишнего сотрудничества не доставляет.

За прошедшие годы они пришли к однозначно высочайшей оценке друг друга, что Бескова с Ивановым все равно не вполне примирило (они ведь еще и возглавляли конкурирующие в более поздние времена команды), а Стрельцову тема не представлялась такой уж интересной. И потом, он в гораздо большей степени, чем Константин Иванович и Кузьма, умел сознавать себя виноватым, но, как и они, предпочитал вслух ни о чем подобном не говорить.

Да Бесков и не виноват ни в чем перед торпедовскими фаворитами.

Ходил по Москве слух, что Константин Иванович предложил заводскому начальству отчислить Иванова со Стрельцовым – и тогда он обязуется сделать классную команду. А заводское начальство предпочло, мол, отказаться от услуг оригинала-тренера.

Само собой, ничего подобного Бесков никому не говорил. Но остряки правильно угадали направление его рабочей мысли. Бескову всегда хотелось сделать команду своими руками от начала до конца – и более всего любил он игроков, мастерство которых возрастало от предложенных им на тренировках упражнений.

Для «Торпедо» Константин Иванович отыскал в Горьком Славу Метревели. Метревели – выдающийся игрок двух замечательных клубов и сборной Союза. Чемпионом страны он становился и в торпедовском составе, и через четыре года в тбилисском «Динамо». Бесков взял в штат Николая Маношина, привлек в дубль «Торпедо» Валерия Воронина.

В своей тогдашней эйфории Иванов со Стрельцовым не видели для себя необходимости в тренере с волевой концепцией игры. Дарованная им Морозовым свобода действий казалась привлекательнее.

Но никаких конфликтов между ними не наблюдалось.

В рассказах Бескова о работе в «Торпедо» я не слышал имен ни Стрельцова, ни Иванова – он очень хорошо говорил о них вообще, но вне контекста работы с ними в «Торпедо»: Иванов поиграл у Константина Ивановича еще и в сборной шестьдесят третьего – шестьдесят четвертого. Охотнее тренер вспоминал, как поставил в центре нападения Ивана Моргунова, когда защитники приготовились противостоять Эдику, а тот их накручивал с места инсайда. Или о том, как в отсутствие фаворитов Юрий Золотов сделал хет-трик в международном матче.

От перемены Бескова на Маслова Иванов со Стрельцовым ничего не прогадали – и, скорее всего, ласковое слово обожавшего обоих форвардов Деда важнее для таких игроков, чем самые прогрессивные тренерские идеи. (Валентин Козьмич, много лет проработавший тренером, рассердился на меня, когда я сказал про одного нелюбимого им торпедовского тренера, что у того нет идей. «Какие идеи? Подбирается хороший состав, хорошая компания…»)

Маслов принял команду у Бескова. И когда в наступившем сезоне «Торпедо» поднялось, как никогда прежде, высоко, никто о Бескове не сожалел и не вспоминал уже.

Ну это ладно – удивительно, что никто не вспомнил про Константина Ивановича и позднее, после шестидесятого года. Притом что даже в богатой свершениями биографии тренера Бескова интеллектуальная инвестиция его в «Торпедо» дорогого стоит.

Бесков пришел работать в ФШМ, откуда отозвали назад в «Торпедо» Маслова.

Маслов не захотел выходить из образа, к пребыванию в котором всех приучил и в котором сам чувствовал себя уютно, как в заношенной кофте или стоптанных валенках.

Те же, кому хотелось выглядеть культурнее и умнее Маслова, завидовали его таланту самородка, распространяли байки о том, как он признал однажды, что Пушкин – это тот же Гарринча в своем деле, раз умеет писать и «лесенкой», словно Маяковский, и душевно, как Есенин.

Я понимаю, что Виктор Александрович не кончал ни Оксфорда, ни Кембриджа, но не исключаю, что простотой своей слегка и бравировал.

Ему важен был теснейший контакт с игроками – и он достигал его, оборачивая нужную ему для внедрения в сознание игроков мысль в оболочку, не отталкивающую ни малейшей наукообразностью.

Он настаивал на том, что практику предпочитает всяческим теориям.

Сомневаюсь, чтобы Бесков был меньшим, чем Виктор Александрович, практиком. Но ему нравилось, когда в нем видели белую ворону тренерского цеха. Больше всего Константин Иванович любил параллели с театральным миром, с деятельностью величайших режиссеров.