Ирина Матияк - Конебер и доху аз мин

Мы отправлялись в лето с Московского вокзала. Запах железной дороги, смесь тревоги и радости, волнение до щекотки в горле. Едем в Сычевку, к прабабушке и прадедушке, на неудобном брянском поезде. Время прибытия – 3 часа ночи. На нашей станции стоянка 30 секунд.

На Калужский поезд билетов не достать, хотя этот второй возможный вариант добраться до богом забытого городка в Смоленской области более приемлем. Поезд приезжает вечером, стоит 40 минут. Так долго, потому что на нем в специально отведенных вагонах в сычевскую тюрьму возят зеков. Однажды я видела, как гнали группу людей в жуткой одежде. Произвели впечатление автоматы и наручники за спинами.

Приезжая ночью, всегда боялись проехать станцию. Долго стояли в тамбуре, вглядываясь в плывущую за окном черноту. В этот раз поезд не остановился. Несколько секунд замешательства, и мама дернула ручку стоп-крана. Состав с грохотом затормозил, прибежал бригадир, наорал матом, наши вещи полетели на шпалы соседнего пути. В кромешной тьме собрали пожитки, чудом, по голосу, нашли встречающую нас бабушку Фенечку, пошли вдоль рельсов домой. Можно было бы и по освещенной дороге, через город. Но путь занял бы порядка 40 минут. Наша улица Луначарского примыкала к переезду, на ощупь по железной дороге намного короче.

В старом деревянном жилище запах сырости и грязи. Дедушка Миша вышел встречать. Любимый красный термос с заверенным шиповником. Каждый раз не знаешь из чьей сахарницы накладывать сахар – бабушкиной или дедушкиной. Почему-то этот продукт они покупали каждый по отдельности.

По утрам обычно будил окрик: «Вставайте, чирти, ись пора!». Бабушка Фенечка, высокая, худая, в платке и длинной засаленной юбке, похожая на иллюстрацию из книжки Чайковского «Федорино горе», очень интересно выражалась. Лично мне нравились фразы «Да пошла ты в кобылью жопу» и «Обоссать и заморозить».

Дедушка Миша ежедневно был «подшофе». Сидел за столом, философствуя и поднимая вверх указательный палец. Я знала про него, что он второй бабушкин муж и не родной отец маминой мамы. И еще – что он из детдома и играл на трубе в оркестре.

У деда был организован столярный кабинет в пристройке к дому. Удаляясь туда, он возвращался пьяным. Обыскивали сарай много раз, а заначку нашли через 3 года после его смерти. Я увидела крысу в туалете и случайно наклонилась над сточной ямой, чтобы проследить, куда она побежала. Оказалось, под сиденьем смастеренного горшка были оборудованы полки. Девять литров неожиданного наследства.

В 5 лет мама отдала меня на хореографию. Сверкающий светлый зал, дубовый паркет, зеркало во всю стену, настоящий, как у балерин, станок. Впечатляюще красиво.

Первое занятие. Перекличка. Услышав свое имя из уст тренера, растерялась и промолчала. Жутко стеснялась фамилии. Ее необычность в сочетании с излишним весом могли вызывать издевательства, как и в детском саду.

На втором занятии тоже промолчала. И на третьем, и на четвертом. Каждый раз – жуткое волнение в начале урока, потом облегчение. Потом – бессонная ночь. «Нужно во всем признаться. Как теперь сказать, что я – это я? Что будет? Это слишком далеко зашло!». Хореография заставляла серьезно страдать и даже украдкой плакать по ночам. Так прошел месяц. Наконец, отважилась.

–Матияк!

– Здесь!

– А почему так долго не было? Болела?

– Да…

– Понятно, наверстывай.

«Уф, все удачно разрешилось. Никто ничего не заметил! Стоп, почему меня не запомнили?» Впервые задетое самолюбие.

За полтора года перед школой меня перевели в другой садик. Попала туда под новый год, сразу на прослушивание. Выбирали снегурочку. Посадили где-то седьмой с конца очереди. Человек десять впереди. Надо было сказать: «На полянке у опушки я живу в лесной избушке, звать снегурочкой меня, все снежинки мне родня». Когда пришло время, я твердым голосом произнесла роль, а воспитательница сказала: «Это то, что нужно. Больше не будем слушать». И ушла.

Счастью не было конца. На «елке», которая в детстве всегда совпадала с днем рождения, 29 декабря, я не находила себе места. В голове – масса вопросов. Взрослым был задан один: «А у деда Мороза для Снегурочки отдельный подарок?» – «Нет!».

Первый успех повлиял на место в социуме. Появились друзья. Надя Тюгова, высокая девочка со спущенными колготками и постоянными соплями до подбородка, жила в одном доме со мной. В группе мы не общались, но во дворе гуляли вместе. И Миша Беркович, вундеркинд. Именно в его компании проходила большая часть времени.

Миша вызывал уважение. Носил очки, занимался музыкой, умел больше, чем положено по возрасту. Его семья ученых-физиков откуда-то переехала. Миша был похож на воображаемого Знайку из книжки Носова. Образы героев всегда выдумывались, потому что телевизор до 12 лет смотреть не разрешали – вредно для зрения.

Нас с Берковичем не любила Валентина Андреевна. Его за способности, а меня и за то, что мама вместо подарков к праздникам приносила ненужный хлам. К примеру, вместо цветов и конфет на 8 марта – желтый клеенчатый фартук с работы или кухонное вафельное полотенце на Новый год. Несмотря на особую немилость, суровая воспитательница, заставляющая детей садиться вокруг нее на колени и вытягивать вперед руки, соблюдая тишину, нас не страшила. Равно как и тапок, которым она била по губам тех, кто пошелохнется. Мы принимали все как должное. Правда, обрадовались, когда садистку все-таки уволили.

Как-то раз сидели мы с Берковичем и читали. Он – про охоту, я – про Свинопаса, одну из своих любимых книжек. Вдруг Миша сказал, что хочет сапоги и ружье. Конечно, взялась помогать по мере возможностей. Стала колдовать, водить руками над настольной лампой. Уже получив некоторый отрицательный мистический опыт, я догадывалась, что материализовать предметы не удастся. На вопрос «Ну что, приду домой, а они там уже будут?», уклончиво ответила низким протяжным голосом «Онииии пояяяявятся у тебяяяя через трииидцать леееет».

Лучший друг хотел было обидеться, но тут пришла его мама. Оказывается, в саду в тот день была инвентаризация или что-то в этом роде, и наши родители договорились, что я побуду у них до вечера. Любопытство и удивление. Во-первых – две комнаты. Это показалось роскошным. Мы жили в однушке. Во-вторых, за обедом нам выдали вилки и ножи. И вообще весь этот идеальный порядок и режим. Когда я на всякий случай спросила, будет ли тихий час, думая, что, конечно же, нет, это гости, мама Миши сказала, что нужно делать как в садике. В отличие от послушного мальчика спать не стала. Лежала, рассматривала книги, мебель, разные предметы, вслушивалась в разговоры взрослых на кухне. Из всего диалога очень странным показалось обсуждение знакомых, которые сменили фамилию.