Калинди - Ведомый любовью. Воспоминания Винобы Бхаве

Дедушка соблюдал обеты и регулярно постился. Одним из таких постов была Чандраяна – пост в честь Луны. В первый лунный день принимают одну ложку пищи, во второй день – две ложки, и так далее: количество увеличивается, пока она прибывает, до тех пор пока в полнолуние не доходит до пятнадцати ложек. Потом, когда Луна убывает, количество ложек уменьшается – одна за одной, – и затем в день, когда луны не видно, соблюдается полный пост. Когда дед соблюдал Чандраяну, он предлагал пуджу Луне каждый день с ее восходом, и после совершения обрядов он ел столько пищи, сколько было предписано. Но восход Луны разнится ото дня ко дню: он мог случиться вечером, или в полночь, или в предрассветные часы, когда я крепко спал. Тогда дедушка просил бабушку разбудить меня, и она вытаскивала меня из кровати, чтобы я посидел с дедушкой на пудже. Я был в полудреме, но, несмотря на это, когда пуджа подходила к концу, моя рука была вытянута для прасада [21] Еда, предлагаемая Богу, а позднее распределяемая между преданными. . И дед клал в мою протянутую руку маленькую часть от его собственной порции на тот день.

За чистоту духа – какой бы я ни обладал, – я должен поблагодарить своего дедушку. Для меня это его величайшее наследство. Безусловно, он проявлял ко мне самую обыкновенную доброту: давал мне сладости и так далее, но чего я никогда не забуду – это духовный прасад, который я получил; впечатление, произведенное на мой ум, когда он будил меня – даже посреди ночи, – чтобы получить даршан [22] Даршан буквально означает «видение» или «взгляд». Считается, что взгляд на святого человека приносит смотрящему духовную пользу. Господа. Это был его величайший дар.

Ничто не сравнится с той ролью, которую в формировании моего ума сыграла мать. Я проводил время в обществе многих хороших людей; я читал книги многих из великих, наполненные мудростью, пришедшей с опытом. Но если бы я мог положить всё это на одну чашу весов, а на другую – то, что я узнал об истинной преданности от своей матери, вторая чаша имела бы больший вес.

Мама была по-настоящему выдающейся преданной. Сначала она подавала еду всем в доме и заканчивала остальную работу по хозяйству, затем, перед тем как самой приступить к еде, она садилась перед образом Господа и проводила ритуал богопочитания, предлагая огни и цветы традиционным способом, как это делают и все остальные. Однако преданность в ее сердце открывалась взгляду, когда она совершала простирание перед Господом по окончании пуджи. Склоняясь перед ним, она хватала себя за уши [23] Традиционный жест покаяния. и вслух молилась: «О Господь этой безграничной Вселенной, прости мне мои прегрешения». В этот момент глаза ее переполнялись слезами, и они сбегали по ее щекам. Такие слёзы не могут быть результатом волевого усилия; они могут изливаться только из сердца, переполненного преданностью. Конечно, это довольно обычно для нас – простого народа – проливать слёзы, созерцая божественные образы, по особым случаям, таким как Рамнавами или Кришнаштами [24] Празднование Дня рождения Шри Рамы и Шри Кришны. . Но я наблюдал, как мама заливалась слезами каждый день, на обычной ежедневной пудже, что невозможно без искренней преданности. Из всех моих драгоценных воспоминаний о матери эти наиболее ценны.

Мама была обычной домохозяйкой, целый день занятой работой, но мысленно она ежеминутно памятовала Бога. Она пребывала в миру, но мир не был ни в ее уме, ни на ее устах. Мы никогда не слышали, как она произносит грубое слово. С самого утра, встав с постели, она повторяла имя Бога; когда она сидела и молола зерно, она пела песни, восхваляющие Господа. Все ее песни были песнями почитания, и она пела их с удивительной любовью и преданностью. У неё был очень мелодичный голос, и она полностью растворялась в своем пении.

Однажды я сказал ей: «Мама, ты должна петь новую песню каждый день. Вчерашняя песня не годится на сегодня, а сегодняшняя на завтра!» После этого в течение шести месяцев она пела мне новую песню каждый день – так много песен она знала. Она была родом из Карнатаки, где до сих пор проживала ее семья, и она знала песни на каннада, а не только на маратхи. Что бы мама ни делала, совершала омовение или готовила, она внутренне была поглощена песнями преданности, и так глубоко, что периодически одно из блюд оказывалось пересоленным. Сама она никогда не ела, пока все остальные не поедят и пока она не завершит свою ежедневную пуджу. Обычно я первым садился есть, но я уделял очень мало внимания пище; я попросту ел всё, что было передо мной поставлено. Затем приходил мой отец и говорил, что в овощах слишком много соли.

Вечером мама бралась за меня: «Почему ты не сказал, что овощи были пересолены?»

«Почему ты не попробовала их и не узнала сама?» – отвечал я. Но это не казалось ей правильным. Разве возможно было вкусить еду до того, как она завершит богослужение и сделает свое подношение?

Мать относилась с большим уважением к моему отцу, но она уделяла много внимания и тому, что говорил я. Например, как-то она решила преподнести Господу одну сотню тысяч зёрен риса. Каждый день она брала из пригоршни одно зернышко, чтобы сделать подношение, при этом считая каждое. Отец увидел, что она делает, и сказал: «Зачем ты так делаешь? Почему бы не отвесить одну толу [25] Одна тола равна 11,3 грамма. риса и не посчитать количество зерен в ней? Тогда ты без труда узнаешь, сколько тол в сотне тысяч зерен, и сможешь добавить половину толы сверху, чтобы быть уверенной, что у тебя получилась вся сумма».

Мама не знала, что на это ответить, и поэтому, когда я пришёл домой тем вечером, она спросила меня: «Винья, вот что предлагает твой отец. Что ты об этом думаешь?» Я сказал: «Что ж, я думаю, что твое подношение сотни тысяч рисовых зерен – это не просто подсчет или арифметика. Это дело преданности, совершаемое во имя Господа и святых. С каждым посчитанным зернышком твой ум фиксируется на Его имени, поэтому тебе стоит и дальше считать одно за другим». Мама была очень рада и рассказала об этом отцу.

Когда наступал праздник Нагапанчами [26] Праздник, посвященный богу в форме змеи. , мама имела обыкновение предлагать пуджу Нагу и просила меня нарисовать для нее Божественного Змея. «Мама, ты можешь купить красивый рисунок Бога-Змея на базаре», – говорил я ей. «Возможно. Но я не хочу их красивый рисунок, я хочу твой». Такова была ее любовь к своему сыну. Так что я брал маленькую деревянную дощечку и рисовал на ней кумкумом изображение Нага. Каждый вечер она, взывая к Господу, выставляла молоко для сквашивания. «Необходимо ли, – спросил я ее однажды, – привлекать для этого Бога?» «Послушай, сынок, – ответила она, – конечно, мы, со своей стороны, делаем всё, что можем, но хорошо это получается только по Божьей милости». Она знала, что место есть и для человеческих усилий, и для Божественной милости.