Владимир Денисов - Петербургский текст Гоголя

Переход от «истории героя-одиночки» к «семейной истории» как части поэтической истории народа, по-видимому, и определил особенности малороссийской повести «Вечер накануне Ивана Купала» 29 29 Бисаврюк, или Вечер накануне Ивана Купала. Малороссийская повесть (из народного предания), рассказанная дьячком Покровской церкви // Отечественные Записки. 1830. Ч. 41. № 1 18. Февраль. С. 238–264; № 1 19. Март. С. 421–442. Согласно версии, принятой в гоголеведении, издатель журнала, автор очерков и обозрений П. П. Свиньин (1788–1839) внес правку, которая исказила замысел повести, и Гоголь достаточно резко указал на это в предисловии к ее новой редакции в «Вечерах» (см. об этом: Манн Ю. В. «Сквозь видный миру смех…» С. 233–234). Но нельзя забывать, что Свиньин – пусть в интересах своего журнала! – направлял первые шаги молодого автора, видимо, ввел того в круг художников и литераторов (будучи сам коротко знаком со многими – например, с поэтом И. И. Дмитриевым и журналистом О. М. Сомовым, затем оказавшими влияние на гоголевское творчество). Его собирательство, исторические и этнографические разработки Гоголь поддерживал и, вероятно, вынужден был мириться с тем, как использовался материал. , которую Гоголь анонимно опубликовал в 1830 г. и затем перепечатал со значительной правкой в первой книжке «Вечеров». Согласно заглавию, это рассказ про «старинное чудное дело», отнесенный к неопределенно далекому прошлому (хотя вряд ли по украинскому селу после 1630-х гг. в одиночку мог разгуливать «лях»). Но представленную автором картину прошлого трудно назвать героической: «…тогда коза- ковал почти всякой и набирал в чужих землях немало добра <���…> Бывало то, что и свои наедут кучами и обдирают своих же», – подобно «крымцам, ляхам, литвинству», причем инициатива набегов обычно принадлежит козакам «поразгульнее других», а беззащитность перед набегами вынуждает всех ютиться в «ямах» землянок или в убогих хатах (I, 139, 149). Здесь утрачивают свой смысл понятия козацкой «вольности» и «братства». Если проще отнять, чем жить своим трудом, плоды которого тоже могут забрать или уничтожить в любое время, то «вольность» – это отсутствие любой другой власти, кроме первобытного права сильного. И незачем поровну, справедливо, по-братски делить добычу – лучше взять себе все, спрятать или прогулять.

Видно, в этот период «братство», «вольность», защита веры (без чего нельзя представить «молодецкие дела Подковы, Полтора Кожуха и Сагайдачного») начинают уступать отношениям корыстной нехристианской несвободы, даже в делах, казалось бы, сугубо личных. И можно заставить на себя работать за кусок хлеба круглого сироту, даже родственника, выгодно женить сына или выдать замуж дочь (ср.: Солоха и Чуб) и вообще «устроить» их жизнь, не спрашивая на то их согласия, пресмыкаться перед богатой родней и презирать бедную… ибо жизнь народа теперь все больше определяет не «история семьи», а «история одиночек», потерявших веру и потому разобщенных, подвластных «дьявольским» корысти, насилию, индивидуализму. Так, Корж готов отдать свою красавицу дочь хоть за «ляха», если тот богат, а Пётр Безродный, чтобы создать семью, – пойти «в Крым и Туречину, завоевать золота» (I, 143), то есть стать козаком, за деньги лишать жизни других или отдать свою, даже решиться на сделку с дьяволом, продав ему душу. В народной поэзии был достаточно распространен мотив человека без роду и племени (как, например, в думе о смерти козака Федора Безродного 30 30 Смерть Федора Безродного // Н. А. Цертелев. Опыт собрания старинных малороссийских песен. СПб., 1819. С. 48–50. Некий «демонический» аспект вносило и упоминание о том, что отец такого героя якобы живет «на Запорожьи» (I, 140; о причинах этого см. ниже, на с. 36–37). ), продавшегося черту, чтобы обрести род, – и в данном контексте этот мотив отчетливо связан с козаками.

Круглый сирота Пётр, «выкормленный» хозяевами вместе с дочерью, работавший на них, а затем изгнанный за любовь к ней из дому, выведен в пьесе И. П. Котляревского «Наталка Полтавка» (1819, опубл. 1838), уже считавшейся классикой украинской литературы и хорошо известной Гоголю (по детским впечатлениям в Полтаве и/или по театру Д. П. Трощинского в Кибинцах). Там же другой юный сирота – Микола, не зная, как жить дальше, хочет пойти «на Тамань» и пристать «до черноморцев», то бишь к козакам «Черноморского войска»: ведь «они если не пьют, то людей бьют, а все не гуляют», – и он мечтает с ними «тетерю (тюрю. – В. Д. ) есть, горилку пить, люльку курить и черкес бить» 31 31 Котляревський I. П. Твори. Киев, 1980. С. 229–230. . То есть представления о козаках включают молодечество, гульбу и жестокую, полную опасностей, но сытную военную жизнь на воле. И ни слова о награде, добыче, деньгах! Далее все заработанные деньги Пётр предложит в приданое Наталке, лишь бы она была счастлива, а Возный, увидев их взаимные чувства, откажется от своих намерений, и в финале восторжествуют дружба, любовь, справедливость. Здесь нет демонического в отношениях, они легко гармонизируются, видимо, под влиянием природы (село стоит, как и Полтава, на берегу Ворскла, но в городе герои были несчастны). Гоголь же показывает, что и близость к земле в глухом селе на Полтавщине не ограждает от зла, корысти, несправедливости, влияния дьявольских сил, как не спасает отступников от Божьего суда. Об этом свидетельствует «история Петра», начало которой перекликается с «пружиной» драматического конфликта и характеристикой персонажей в «Наталке Полтавке» 32 32 Одной из причин актуализации для Гоголя пьес «Наталка Полтавка» и «Москаль-чаровник» И. П. Котляревского мог быть 60-летний юбилей автора в 1829 г. (и 10-летний – пьес). Их мотивы видны в повестях 1-й части «Вечеров», кроме «Пропавшей грамоты» (например, появление в селе вдовы с дочерью и сватовство Головы в «Майской ночи»). . Таковы сиротство Петра и героини, скупость и/или разорение родителя(-ей), желание выдать дочь за богатого, но нелюбимого, тогда как изгнанный за любовь герой вынужден искать средства для будущей семьи, и проч. Заметим, что герои повести в основном сохранили характеры своих прототипов (например, Корж скареден, жесток, ограничен и самонадеян, как Терпило – отец Наталки, влюбленные самоотверженны, трудолюбивы и… наивны, у героя есть черты Петра и Миколы, героиня же превосходит его по характеру, как и Наталка Петра, и т. д.). Однако на все эти черты и ситуации ложится некий дьявольский отблеск, которого нет в пьесе.

В 1-й редакции гоголевской повести демонические черты были явными не только у Петра. Там сообщалось о явной трусости козаков и о том, как они апатичны в церкви, безучастны к Слову Божию и пастырь «мог видеть только широкие их пасти (пастырского стада? – В. Д. ), которые они со всем усердием показывали в продолжение его речей» 33 33 Вайскопф М. Сюжет Гоголя: Морфология. Идеология. Контекст. М., 1993. С. 61. , – хотя не исключено, что эти пассажи ввел Свиньин, редактируя гоголевский текст. Но и каноническая редакция, где автор снял упомянутые инвективы, показывает, как вместо церкви козаки охотно посещают шинок и за деньги ищут веселья либо забвенья на «покупном пиру», где и старшины сидят «по чинам» (ср. в «Тарасе Бульбе» козацкий пир, который не знает корысти и чинов). Это гиблое место, ибо, в представлении народа, пьянство и гульба от бесовства 34 34 Булашев Г. О. Украинский народ в своих легендах и религиозных воззрениях и верованиях. Вып. 1. Космогонические украинские народные воззрения и верования. Киев, 1909. С. 342–346. – Ср. в «Сорочинской ярмарке»: загулявший чёрт сидит в шинке «с утра до вечера» и даже закладывает свитку. – Средневековые поучения клеймили «неправедное житье» (подобное «содомскому греху») и тех, кто «держит корчму», и тех, кто «ест и пьет безудержно, до обжорства и опьянения, праздников и поста не блюдя, всегда пребывает в разгуле», и тех, кто «колдовством занимается и волхвует». – Домострой / изд. подготов. В. В. Колесов, В. В. Рождественская. СПб., 1994. (Лит. памятники). С. 167. В этом свете предстает нехристианским поведение и самого Басаврюка, и посещавших шинок козаков, и тетки рассказчика, этот шинок содержавшей. , и потому уже покинутый разваливающийся шинок «нечистое племя… поправляло на свой счет…» (I, 152). В шинке и при шинкарке Петра успешно искушает Басаврюк – по словам рассказчика, «дьявол в человеческом образе», «бесовский человек» (I, 139–140; в 1-й редакции он имел говорящее прозвище Биса врюк).