Гэвин Эдвардс - Мир по Тому Хэнксу

Бад отличался неугомонностью и скептически относился к тому, что его новая жена обратилась в веру мормонов. Его второй брак продлился меньше двух лет, а потом он собрал вещи и уехал из города. «Когда он и она расстались, я больше не видел этих людей, – говорил Том о своих бывших сводных братьях и сестрах. – О некоторых из них я получал вести, но по большей части понятия не имею, где они» [6]. По подсчетам Тома, семья переезжала семь раз за восемь лет в разные города Северной Калифорнии – Реддинг, Сакраменто, Плезант-Хилл, Сан-Матео, Аламеда, Окленд – или, как выразился Том, «не намного дальше, чем можно уехать на полбаке бензина в трейлере U-Haul, груженном всякой всячиной» [7].

Том осторожно говорит, что кочевое детство его не травмировало, и он рассматривал его как возможность побывать в разных жизненных ситуациях. Он шутил: «Если в доме не было нужной нам вещи, например шкафа, мы переезжали в другой дом, где шкаф был» [8].

Он вместе с братом и сестрой периодически навещал маму, отправляясь на автобусе к ней в Ред-Блафф, в Калифорнию. «И вот чего никогда не бывало, – рассказывал Том о тех поездках, – мы никогда не сидели рядом с такими, у кого был довольный вид или кто был бы с нами дружелюбен. На нас либо не обращали внимания, либо мы сидели рядом с пьяницами» [9]. Иногда поездки были страшными, а иногда получались волшебные.

«Через некоторое время я прочитывал не только все комиксы, что взял с собой, но и всю рекламу в сборниках. В конце концов, я просто смотрел в окно и мечтал. Это было автопутешествие, замечательное, какими бывают автопутешествия, только без мамы и папы на переднем сиденье. У меня лежало немного денег в карманах, и мне надо было преодолеть определенное расстояние. Это было похоже на странствие в безмятежном коконе. Разжигало воображение».

Младший брат Тома Джимми остался с матерью после расставания родителей: она не могла позволить себе содержать больше одного ребенка. Джимми остро чувствовал разделение со старшими братьями и сестрой, и их приезды причиняли ему боль и не способствовали сближению.

Возвращаясь домой, Том занимался дзюдо и играл в бейсбол в Малой лиге, но ему нравилось одиночество. По его словам, он никогда не скучал. Том воображал, что консервный нож – это вертолет; кожаный ремень превращался в скоростной поезд; и с любой вещью он мог возиться часами. «Я научился занимать себя целыми днями, не нуждаясь в каких-либо развлечениях. Я размышлял о всякой вуди-алленовщине: “Когда солнце сгорит?”, “Почему мир такой аккуратный? ”, “Почему Джеймс Бонд крутой?”» [10]. Юношеская восторженность еще не столкнулась с ограничениями зрелости. «Возможно, в десять или одиннадцать я буду задаваться вопросами: “Почему я ощущаю одиночество? Почему я ощущаю себя оторванным от других?” Но я до такого еще не дозрел».

Независимость и самодостаточность Тома будут только крепнуть: начиная с 1965 года, когда Тому минуло девять, Бад фактически предоставил детей самим себе. «Законов мы не нарушали, – говорил Том, – только мебель рушили» [11]. Семья Хэнксов жила в квартире 714 в большом доме в Аламеде. Бад работал в стейк-хаусе Castaway на Джек-Лондон-сквер в Окленде в дневную смену с 8:30 утра до 10:30 вечера. Когда он был на работе – то есть все время, – дети делали всё что хотели.

«Мы развешивали пластиковые модели на двухъярусных кроватях, втыкали в них фейерверки и выбегали из комнаты. А они взрывались. Потом мы возвращались и глядели, как они догорают. Мы ни разу серьезно не пострадали. Думаю, отец добродушно похваливал себя: “Вот, мои дети не убились!” – вспоминал Том. – “Да, но, папа, мы были так близки к этому!”» [12].

Дети сами себе готовили, то есть немало томатного супа сожгли, а груды замороженных бобов вывалили в измельчитель отходов. «Мы не знали про соусы, сливочное масло, специи и тому подобные штуки, – говорит Том, – а брюссельская капуста – вы знаете, что она похожа на крысиные мозги? Если их покатать, кочанчики как бы вытягиваются, и практически видны кости черепа. Я до сих пор их не ем, ведь почти два с половиной года мы только этим и питались» [13].

С понятием дисциплины Том познакомился только в школе. Он обожал ее и никогда не прогуливал уроки. У него была строгая учительница, миссис Касл, которую он очень уважал. Она говорила ученикам, что надо ложиться в 7:30 вечера и засыпать в 8. Том ровно так и делал.

Он сходил с ума по бейсболу и космической программе, но, когда не спал, большую часть времени проводил у телевизора. «Который час, я узнавал по тому, какая шла передача» [14], – говорил Том. Больше всего он любил программу «Затем появился Бронсон» (Then Came Bronson; Майкл Паркс ездит на мотоцикле по Соединенным Штатам, попадая в разные истории и меняя жизнь людей), но еще ему нравились «Бэтмен» (Batman; утрированная версия с Адамом Уэстом в главной роли), оригинальный «Звездный путь» (Star Trek; Ясон и аргонавты в открытом космосе), «Предоставьте это Биверу» (Leave It to Beaver; жизнерадостный домашний ситком о нуклеарной семье), «Семейка Брэди» (Brady Bunch; не менее жизнерадостный домашний ситком о смешанной семье), «Fireball X‐7» (приключенческие истории, разыгранные марионетками) и настоящие подводные приключения Жака Ива Кусто. А однажды Том увидел «Семь самураев» Куросавы на местном телеканале, и японский эпос поразил его в самое сердце, как и другой фильм с субтитрами на том же канале: легендарная «Дорога» (La Strada) Феллини.

Бесконтрольное существование детей Хэнксов резко закончилось, когда Тому было десять: его отец женился в третий раз. Новой женой Бада стала Фрэнсис Вонг, официантка в китайском ресторане на Джек-Лондон-сквер. Семья переехала в дом на холмах Окленда вместе с Вон и ее младшей дочерью пяти лет. Новая мачеха Тома хотела установить в доме порядок, но трое младших Хэнксов сопротивлялись.

Хэнкс рассказывал: «Они старались завести правила, но эти правила были невыполнимы. Наш первый вопрос всегда звучал так: “Зачем заморачиваться?” Нельзя взять троих детей – по сути, трех волчат, растивших себя самостоятельно, не важно, хорошо или плохо, – и забрать у них свободу. Мы многому научились за те годы, когда говорили: “Я это могу”. Это как взять кочевое племя и попытаться загнать его в пригородный дом. Честно говоря, все быстро затрещало по швам» [15].

Вместо пиццы и подгорелого супа на обед теперь давали традиционную китайскую еду. Правила и дисциплина заменили бескрайний океан попустительства. После нескольких демонстраций с криком и визгами старшая сестра Тома, уже подросток, покинула дом и перебралась к матери. Том и Ларри заняли верхний этаж. «C остальными членами семьи мы общались за едой, – говорил Том, – и то не особо» [16].

Ларри всегда был самым веселым в семье – иногда Тому удавалось посмешить ребят в школе, просто повторяя на следующий день фразочки Ларри, сказанные за ужином, – но теперь Том обретал собственный голос. К старшим классам сформировался его публичный образ: он был шутником, отпускающим остроты, пока класс смотрит обучающее слайд-шоу, и отлично понимающим, как далеко он может зайти, подкалывая старших, чтобы не нажить неприятности.