Александра Шахмагонова - Актрисы старой России. От Асенковой до Комиссаржевской

А злые языки, оставив в покое сплетни о романе с государем, стали нашёптывать Нащокину пасквили – рассказывали о её романах с различными чиновниками, о романах, которых на самом деле не было.

Доходили эти сплетни и до самой Варвары Асенковой. А поклонников действительно было много, хотя ни один из них не смог пробиться к её сердцу.

Поклонники были разные. Одни встречали с цветами у выхода из театра, другие забрасывали цветами на сцене, третьи толпились за кулисами… Это всё были люди искренние, безобидные, восторженные. Но существовали и другие, которые следили за зелёной театральной каретой, чтобы установить, где живёт актриса.

Был даже такой совершенно безумный случай, когда безнадёжно влюблённый офицер бросил в окно театральной кареты фейерверочную ракету, которая летала зигзагообразно и оставляла за собой огненный след. Ракета заметалась внутри кареты и вполне могла убить или изуродовать актрису, но запуталась в шубе сопровождавшего Асенкову соседа.

Император был взбешён этим мерзким поступком и приказал отправить офицера на Кавказ.

А через некоторое время Асенковой сообщили время, когда офицера провезут через Ораниенбаум, где она в ту пору отдыхала. Она вышла к дороге, по которой должны были этапировать офицера, причём не одна, а с целой свитой поклонников и, опершись на плечо генерала одной рукой, помахала другой своему обидчику.

Однажды один влюблённый проник в её дом и изрезал портрет актрисы.

Всё это нервировало, создавало невыносимые условия для жизни. Она оказалась беззащитной против подлости людской.

Стали приходить письма с угрозами. Вот так поклонники! Изверги какие-то.

А однажды в театре, когда выходила с поклонами на бис, заметила кавказца в военном мундире. Один раз осыпал её цветами, второй, третий. Он сразу бросался в глаза, потому что был высок, строен и настойчив, если не сказать нагловат.

Вскоре стали приходить от него записки. Первую открывала с опаской, ожидая прочитать всякие гадости и угрозы. Но там были горячие признания в любви.

Чем она могла ответить? Ведь объяснялись в любви многие.

Домой Варвара Асенкова обычно возвращалась поздно. И в тот вечер зелёная карета промчалась по пустынным петербургским улицам уже далеко за полночь. Вот и дом. Она открыла дверцу и только хотела ступить на землю, как чья-то тень метнулась из темноты. Она услышала горячий шёпот на ломаном русском языке с явным кавказским акцентом, почувствовала, как на неё набросили что-то. Не сразу поняла, что шубу, и сжали в стальных объятиях. Она едва разбирала, что говорил напавший на неё незнакомец.

Для чего напал? Убить? Нет… Она всё-таки разобрала, что он говорил что-то вроде:

– Увезу к себе в горы, будешь моей…

Варвара закричала, прося о помощи. Зелёная карета ещё не успела отъехать, а на козлах в тот вечер был сам Павел Иванович, владелец зелёных карет. Он сам решил в поздний час отвезти домой дочь женщины, с которой жил уже несколько лет как с женой.

А похититель уже пытался перекинуть через седло своего скакуна Варвару, закутанную во что-то – издали не было видно во что.

Павел Иванович бросился на выручку и увидел перед собой кого-то в офицерском мундире. Ударить не решился – это уголовная статья. Перед ним офицер! Тогда он стал хлестать кнутом коня похитителя. Конь, напуганный странными действиями и хозяина, и кучера, рванул вдоль улицы, а вслед за ним бросился по улице похититель, оставив на тротуаре закутанную в шубу актрису.

Она только и смогла прошептать:

– Спасибо!

Павел Иванович помог встать и проводил до двери, пообещав теперь каждый день обязательно не только довозить до дома, но уезжать лишь после того, как Варвара будет уже за дверью.

Шубу они так и оставили на мостовой. Ночью её кто-то унёс. То ли похититель вернулся, что вряд ли, то ли поклонники, более адекватные, унесли.

Варвара Асенкова пыталась узнать, кто бы это мог быть. Точно выяснить не удалось. Правда, слышали, будто похитить её пытался какой-то грузинский князь.

Натерпелась Варвара – никому не позавидуешь. Но в Самойловой не проснулось даже чуточки жалости. Напротив, она была невероятно обрадована случившимся и пустила сплетню, что это был любовник Асенковой и что она ждёт от него ребёнка. Поэтому и хотел увезти к себе на Кавказ.

Вскоре этот случай забылся, и всё вернулась на круги своя. но Надежда Самойлова не успокоилась. Она выдумывала всё новые и новые небылицы. И подсылала всё новых и новых негодяев, которые угрожали, требуя оставить сцену: «Асенкова! Сиди дома и не высовывайся, иначе будешь искалечена и изуродована!»

Сплетни не отличались оригинальностью. Снова она, по словам пасквилянтов, заводила романы, даже беременела от кого-то.

Недаром поэт Николай Некрасов писал:

Переживания, обиды не лучшие попутчики в жизни. Асенкова всё чаще стала чувствовать недомогания.

А работа в театре далеко не проста. Работа утомительна. Актёры постоянно находятся в напряжении всех моральных и физических сил. Ну а всем известно, насколько сильно зависят физические силы от моральных. Моральные же легко подрываются пасквилями и сплетнями.

Шесть лет играла Варвара Асенкова на сцене театра. Шесть лет ей завидовали многие, и, увы, прежде всего её подруга Надежда Самойлова.

Самый последний выход на сцену состоялся 16 февраля 1841 года.

Первые симптомы чахотки появились в 1838 году. Слабость, кашель…

Всё это трудно скрыть. Всё это было видно. Но Надежду Самойлову это нисколько не волновало. Она шипела, она выдумывала всё новые и новые пасквили. То, по её словам, Асенкова устраивала пьяные оргии у себя дома. Какие уж там оргии, если едва на ногах держалась, но продолжала играть, играть, играть. А ведь каждая новая роль – огромный труд.

Сильный удар ощутила Варвара Асенкова, когда в 1839 году умер её партнёр Николай Дюр. Умер совсем молодым, в 31 год.

Бывает, что человек сам назначает себе болезнь и скорую смерть. Конечно, чахотка неизлечима, но упадок настроения, упадок духа, уверенность в том, что жизнь вот-вот закончится, подорвали все силы.

Она ещё продолжала работать, она ещё играла новые и новые роли, но уже мысленно сделала поворот к неизбежному и страшному.

Драматург Николай Полевой старался поддержать Варвару Николаевну. Он был влюблён в неё сильно, но безнадёжно и безответно.

Он даже написал специально для Варвары Николаевны пьесу «Параша-сибирячка», и был назначен бенефис в феврале 1841 года. Но пьесу, несмотря на то что Николай Полевой постарался сделать её как можно более безобидной, запретили, усмотрев аналогии с событиями 14 декабря 1825 года. За основу драматург взял реальную историю, а потому кому-то она показалась знакомой.