Ирина Чутчева - Целитель

Трапеза закончилась, все вышли из—за стола, а бабушка Сима долго осматривала оклад в недоумении. Она никак не могла понять, каким же образом мог выпасть цветок из оклада? Ведь он был закрыт на крючок, а все цветы были внутри него. Дедушка после этого случая в душе сам начал почитать Пресвятую Богородицу, потихоньку произнося: «На всё промыслы Божьи», и, поглядывая в сторону образа Божьей Матери, подкашливая, что—то шептал. И обязательно крестился, если никто не видел. Прошло больше десяти лет, мне было уже 20 лет, а случай с бумажной розой я так и не забыла. Тогда я у бабушки спросила, как она сделала так, что цветок выпал из оклада, на что она мне ответила: «Сама не знаю, сама всегда хотела найти ответ, видимо, промыслы Божьи!». Не знаю почему, но такие вещи я всегда замечала за взрослыми.

Я очень любила беседовать с бабушкой Серафимой на необычные для ребёнка темы. Так, я спрашивала: как появились на Земле животные, люди? Меня интересовало, как на небе звёзды висят и не падают? Как и кто создал Луну, Солнце? На все эти вопросы, которые я задавала в свои шесть лет, даже бабушка не знала ответы, и лишь недоумевала: «И как в твою голову приходят такие мысли?».

Я подрастала, и все вокруг подмечали: «Как старуха – не по годам». Иногда к бабушке Серафиме заходили соседи и рассказывали о каких—либо событиях, личных проблемах, здоровье. Я же, играя в свои куколки, вслушивалась во взрослый разговор и в конце рассказывала, что произойдёт и чего ждать. На это бабушка, как правило, возмущалась: «А тебя не спрашивают, сиди и играй, мала ещё». Но проходило время, и то, что я говорила, – сбывалось. Откуда могла я знать, кто мог мне подсказывать? Что это? Видение? Интуиция? Ангел—хранитель? В начале семидесятых годов об этом особо не задумывались, да и говорить о таком было не принято.

Мы жили и воспитывались вместе с двоюродной сестрой Ниной. Часто бегали на берег Волги, – дом стоял в пяти минутах ходьбы от водоёма. Побережье было очень красивым: небольшие возвышенности сменялись равнинами, где росли всевозможные целебные травы. Бабушка учила нас, рассказывая, как во время войны люди ели эти травы и выжили при голоде. Мы бегали на берег реки купаться и собирать землянику, целебные травы, щавель и всё съедобное, чем были богаты волжские берега. А ещё любили смотреть, как шлюзуются катера и пароходы.

Скучным наше детство назвать нельзя. Вместе с соседскими детьми мы создали собственный детский театр. Ставили всякие сценки и спектакли, потом раздавали пригласительные билеты взрослым и показывали нашу актёрскую игру. Мы часто экспериментировали: закапывали гербарии – выкапывали в песке ямку, укладывали туда цветы, накрывали стеклом и сверху присыпали песком. Чтобы не потерять место, делали метки, и проверяли каждый день: раскопаем, посмотрим через стекло и снова засыпаем песком, – так мы наблюдали, что происходит с цветочками.

Зимой очень любили кататься на лыжах, на коньках, на санках с горки. Однажды, когда мне было шесть лет, мы с сестрой и другими детьми пошли на озеро кататься на коньках, а в то время фигурных коньков почти ни у кого не было, – они были большой редкостью из—за дороговизны. А те коньки, что были, представляли собой лезвия, которые надевали на валенки и прикручивали верёвочками на палочку, чтобы конёк держался на обуви. У меня одно лезвие свалилось, а другой конек потащил в сторону, где летом росли камыши, а зимой от них торчали лишь сухие стволы. На том месте образовалась небольшая полынья, я упала в неё и сломала руку, вся промокла. И так испугалась, что даже не заплакала, – боялась, что если разревусь, то меня больше не будут брать кататься на озеро. Когда мы с сестрой вернулись домой, рука стала болеть и опухать. Бабушка отвела меня в больницу и там стало понятно, что рука сломана. Врачи наложили гипс.

В 1965—1966 годах начали появляться телевизоры, но были они не в каждой семье, так как не все могли позволить себе купить столь дорогую технику. Если у близких или родственников появлялся телевизор, то большие праздники такие, как Новый Год, справляли у них за просмотром передачи «Голубой огонёк». Походы в гости, где есть телевизор, для всех были целым праздником, – в гости надевали всё самое лучшее.

Ещё одним праздником был поход в магазин за ёлочными игрушками. На Новый год продавали шары, гирлянды, шишки, бусы, – всё было очень красивое, особенно немецкого производства. Много игрушек мало кто позволял себе, потому что это был дорогой товар по тем временам. В среднем семья приобретала по два—три украшения на ёлку в год. И вот мы шли со взрослыми в магазин, нас заранее предупреждали: «Идём на ёлку покупать игрушки!». Радость была неописуемая. Повесим обновки на ёлку и радуемся, любуемся. Так мы готовились встречать Новый год!

Очень часто моя мама шила новогодние костюмы, – она хорошо рисовала, и фантазии у неё было предостаточно, да и сам процесс создания костюмов ей очень нравился. В маминых творениях мы ходили на ёлку в Дом культуры, и почти всегда нас награждали первыми местами и поощряли подарками – играми, куклами. В то время иметь такие игрушки было большой роскошью.

Летом дед Кузьма любил ловить рыбу на Волге. Некоторую он доставал сачком – то была глушёная рыба, которая проходила через плотину и прибивалась к берегу. Дома он сортировал улов, какую добычу пожарит, а какую – вялил на чердаке. Дед любил побаловать поистине вкусной вяленой воблой своих сыновей, когда они приезжали в гости к родителям.

Мне с Ниной дед запрещал брать без спроса вяленую рыбу, но нам очень хотелось, а особенно тогда, когда летом приезжал «Агитпункт», – так назывался передвижной амфитеатр. На улице устанавливали сцену, вокруг неё – скамейки, вешали белый экран, на который направляли проектор, так показывали кино. Людей собиралось очень много. Однажды мы с сестрой решили залезть на чердак, пока деда не было дома, и снять с верёвки несколько рыбин, чтобы взять с собой в кино. Я встала на караул рядом с лестницей, ведущей на чердак, и должна была предупредить Нину, которая на чердаке срывала с верёвки воблу. Но дед так внезапно вернулся, что я и опомниться не успела, как он уже стоял рядом и ждал, когда спустится сестра. Подать знак, чтобы предупредить её, я не смогла.

Нина спускалась по лестнице, а из—за пазухи у неё торчали рыбные хвосты. Дед, конечно, отвесил хороших подзатыльников обеим, гулять нас в тот день он не пустил, воблу отобрал и наказал сидеть дома. Этот случай я помню до сих пор. Несмотря на строгость деда, мы его очень любили, – он был очень справедливый.

Когда я пошла в школу в первый класс, мама забрала меня от своих родителей. Жили мы в одном городе, но в разных его частях, в квартире, которую нам выделил горисполком. К бабушке и дедушке я стала приезжать только на выходные. Мама много времени проводила на работе, и на заботу обо мне и внимание его уже не хватало. Я была предоставлена сама себе.