Ирина Чутчева - Целитель

В школе мне сразу не понравилось отношение учителей к ученикам, я видела несправедливость: если родители школьника занимали высокую или престижную должность, то учителя относились к ним с привилегиями, завышали оценки, а если у ученика была средняя успеваемость и простая семья, то ему ставили три, даже если он отвечал на четыре. Такой подход отбивал желание учить предмет лучше, потому что заведомо знаешь – в дневнике будет стоять тройка, и так из года в год. Средним простым ученикам не уделяли должного внимания. Даже сейчас, по прошествии сорока лет, такая модель поведения учителей – нормальное явление в школах.

Я была ранимой, забитой и очень скромной девочкой. Если вызывали к доске, зная урок, я всё равно боялась отвечать. Что было у меня в голове? Какая душевная рана не давала покоя? Никто не хотел в этом разобраться, никто не старался поговорить со мной и узнать причину.

Однажды уроки закончились, за детьми пришли родители, чтобы забрать их, и я заметила, как папа обнимает свою любимую дочку и ласково говорит ей что—то. У меня в груди всё сжалось от обиды, ведь отцовской ласки, любви и заботы у меня не было. Я взяла портфель и пошла домой, по дороге обдумывая увиденное. Картина стояла перед глазами до самого дома, а я говорила себе: «Вот вырасту и буду лечить людей от рака», – сама не понимая, что это за болезнь, и как её лечить! Может, она всплыла в памяти вместе с отцом, которого уже нет…

Недалеко от того дома, где жили мы с мамой, было озеро, – туда бегала детвора купаться. Взрослые же говорили, что на озере купаться опасно, так как люди в этом водоёме часто тонут. Но то, что в озере есть воронки, которые остались со времён войны от снарядов, никто не знал. Так вот они—то и засасывали купающихся. Находились они сбоку от входа в озеро под зарослями камышей. Кто попадал в трясину, уже не мог самостоятельно выбраться.

Однажды летом мы с подругами из соседнего дома пошли купаться на озеро, и я угодила прямо в воронку, стала тонуть и звать на помощь. Меня тянуло ко дну, я успела лишь пару раз вытащить руку из воды и крикнуть «помогите!». Все ребята, кто был на берегу, подумали, что я шучу, поскольку знали, что я хорошо плаваю, ведь однажды мы с подругой Волгу переплыли.

Людмила, моя подруга, заподозрила неладное, когда я не вынырнула в очередной раз. Меня, к тому моменту обессилевшую, тянуло ко дну, ноги свело – вода была очень холодная. Люда бросилась на помощь. Она нащупала мои волосы и вытянула безжизненное тело на сушу.

Дети кинулись откачивать меня, а когда я пришла в себя, на всех лицах читалась радость вперемешку с шоком. Мы все дружно побрели домой, всю дорогу до дома молчали, перепуганные до смерти произошедшим. Я очень боялась, что об этом узнает мама, тогда она сильно расстроится и больше не пустит на озеро. Поэтому я попросила никому не рассказывать о случившемся, хоть до конца ещё не осознала, что произошло. Если бы не подруга, которая бросилась спасать меня, я могла бы утонуть.

Эта история надолго осталась в памяти. Видимо, не должна была я утонуть в тот день. А подругу я до сих пор вспоминаю добрым словом. Только сейчас я понимаю, что представляет собой воронка на дне водоёма. Внутри неё скапливается ледяная вода, моментально сводящая ноги. И водоворот начинает затягивать на дно, закручивая в вихре. Выбраться без чьей—либо помощи зачастую просто невозможно. Вот такие ощущения я испытала в тот счастливый день.

Когда мне исполнилось восемь лет, в моей жизни снова произошли душевные перемены. Мама встретила спутника жизни и вышла замуж. Она хотела, чтобы её муж принимал участие в моём воспитании, но меня такое развитие событий совершенно не устраивало. Малейшее непослушание для мамы было поводом, чтобы сказать супругу: «Иди накажи её, дай ей ремня. Что, ты не можешь её ударить ремнём?». Меня наказывали за всё: не вынесла мусор, не выучила уроки, не постирала, задержалась в школе, – таких моментов было много, и все они были поводом для наказания.

Обидно было не то, что меня наказывают за проступок, а то, что родная мать даёт указания какому—то мужчине проучить своего ребёнка. Он был незлой человек, и мужского стержня в нём не было. Мамин супруг вёл себя по принципу «Что сказала женщина, то он выполнил». И совершенно не желая делать так, как велели, он всё равно исполнял поручение, потому что знал, что в противном случае получит от жены оскорбления в свой адрес.

В третьем классе я прочла одну историю про мальчика, который учился в школе—интернате. В своём рассказе он описывал, как дружны там дети, как они живут большой весёлой семьёй, как они трудятся на полях, собирая урожай, как их приучают к трудолюбию, уважению друг к другу. Я рассказала об этом маме и попросила отдать меня в такую школу.

Так с четвёртого класса я уже училась в школе—интернате, где мне действительно нравилось. Я обзавелась друзьями, такими же, как я сама, из неполных семей: у некоторых были глухонемые родители, некоторые приехали из больших семей или вообще не имели ни папы, ни мамы.

Школа—интернат находилась в восьмидесяти километрах от дома, и я каждый выходной в пятницу приезжала домой одна с тремя пересадками. Ехала полчаса на автобусе, затем на электричке и на другом автобусе до дома, иногда шла пешком минут 30 от станции. В воскресенье я возвращалась обратно в школу. На выходные почти все дети разъезжались по домам, а в понедельник опять съезжались и рассказывали, кто и как провёл досуг.

Воспитатели были для нас вторыми родителями, они находили индивидуальный поход к каждому ребёнку для того, чтобы все мы не испытывали нехватку внимания и стали настоящими людьми. Воспитатели были очень внимательны к нам и добры, они понимали и жалели каждого из нас, дарили своё внимание и тепло, заменяя мам. Нас много чему учили: мыть, убирать, стирать, ухаживать за животными, сажать цветы. Мы ездили на поля собирать урожай, делая всё это дружно, с энтузиазмом. Все задания были нам в радость, поэтому каждый получал удовольствие. После седьмого класса я снова вернулась в свою среднюю школу и закончила её.

По окончании школы я мечтала посвятить себя творчеству, очень мне нравилось искусство кино. И поскольку я считала себя больше творческой личностью, чем технарём, стала готовиться к поступлению в театральное училище. Однако экзамены я провалила, видимо, не судьба мне быть артисткой. Да и особо не на что было надеяться – в те времена в театральные заведения поступали дети, внуки, родственники актёров или очень талантливые ребята.

Возвращаться домой мне не хотелось. Поэтому я решила поступить в медицинское училище. Экзамены дались очень легко, и я была зачислена в Московское медицинское училище на фельдшерско—лаборантское отделение, – тогда оно считалось самым престижным отделением, куда было довольно трудно попасть. Вот так сама жизнь направила меня в другую сторону.