Валентин Иванов - Хроники научной жизни

Понял, что выбора у него нет. И возврата на судно тоже не будет. Это точно. Уж какие там волевые центры включил, какие мантры пробормотал – не помнил. Только собрался как-то, даже успокоился, насколько это вообще было возможно, в таком положении. Снялся с якоря и двинулся по направлению к главному корпусу. Ветерок немного освежил по пути. А своим бледным или даже зеленоватым видом, вряд ли кого мог удивить: в этот день многие имели схожий вид, даже не получив отравления. Просто день такой, необычный – первый экзамен.

Входит в Большую физическую аудиторию, берёт билет. Экзаменаторы указывают место. Там все ряды длиннющие такие, человек двадцать помещается. Но теперь всех рассаживают по пять человек в ряд с большим промежутком, чтобы не списывали друг у друга. Вене досталось место прямо посередине ряда. Впереди была ниша, в которой размещался эпидиаскоп. Справа сидит щупленький такой мальчик с интересной фамилией – Чайковский. Фамилию Веня увидел, проходя мимо, когда усаживался. На письменный экзамен отводится пять часов. За это время нужно решить пять задач, написанных на доске перед абитуриентами. Прочитал первую и почувствовал, как струйка пота пробежала между лопатками. Ни малейшей идеи, как подступиться к решению. Ладно, – подумал, – не будем здесь терять времени. Читает следующую – прямо плакать хочется – то же самое, что и с первой. Впрочем, то же было и с двумя следующими. Ситуация полной паники. Таким болваном он себя ещё никогда не ощущал. Переходит к последней: тригонометрическое неравенство. Ну, этих-то они с Витей вагон перещёлкали. Начинает перегонять синусы в косинусы, а произведения преобразовывать в суммы и наоборот. Наконец, что-то там выпадает в осадок. На вид – громоздкое, сразу не сообразишь, правильное или нет. За этим делом мысли потихоньку устаканиваются, пульс становится ровнее, в пересохшем рту появляются первые признаки слюны. Закончив с пятой задачей, переходит к предыдущей, затем ещё к одной. И вот, наконец, до первой добрался. Но тут, забитые волной жуткого страха куда-то в самые потаённые уголки, естественные процессы его организма вдруг спохватываются, и возвращается знакомое при пробуждении утром состояние. Разница лишь в том, что утром он лежал на коечке и туалет был в двух шагах, а теперь Веня в огромной переполненной аудитории, а где туалет – толком еще не знает. Вообще-то, после решения задач и проверки, полагалось переписать их с черновиков начисто и сдать вместе с черновиками, чтобы экзаменаторам было легче было разбираться в написанных каракулях. Но тут Вене стало совсем дурно, и он понял, что еще десяток секунд, и до туалета добежать он просто не успеет. О переписывании даже и думать смешно. Бросает взгляд направо – выйти обычным образом тоже не успеть, пока двое будут вставать, давая ему пройти. Выбирает кратчайший путь: забирается на тот длинный столик, на котором лежат листки, и прыгает с высоты полутора метров прямо в нишу, где стоит эпидиаскоп. Не только боковым зрением, даже лопатками чует, как все оборачиваются ему вслед: никак у абитуриента крыша поехала. С безумным выражением лица подбегет к ближайшему экзаменатору, молча суёт ему свои черновики, и уже на полных парах устремляется к туалету. Что там о нём подумали, – уже всё равно. Успел!

Назад, конечно, возвращаться, чтобы проверить, дописать, объяснить – правилами не предусмотрено. Идёт опустошенный в общагу и падает на койку. Сколько же он там высидел? Никак не больше полутора часов. И то ещё удивительно, что высидел и даже что-то решил. Ладно, чёрт с ним! Если хоть на трояк натянул, и то, считай, повезло. Эти сутки ничего не ест, пьёт только крепкий чай без сахара. И всё мысли гнусные лезут: «Что же это я такой невезучий!»

Результаты письменного экзамена сообщат только через три дня, когда придёшь сдавать устный. Правда, список двоечников вывешивают уже на утро следующего дня. Утром настроение паршивое – впору вешаться. Лежит угрюмо с мыслями: «Никуда не пойду». Ребят попросил: «Будете в корпусе, посмотрите там и меня заодно». Через час приходят: «Нет в том списке тебя. На три раза просмотрели». Это уже кое что. Значит, трояк, как минимум, есть. Ладно, не будем вешать носа. Надо готовиться к следующему экзамену. Веня заправляет койку, делает зарядку, умывается. Жизнь продолжается.

К следующему экзамену Веня, признаться, готов был ещё меньше, чем к первому. Там одни задачки нужно решать, а здесь и теоремы заучивать, да ещё с доказательствами. Но хуже всего – мысли о том, что к физике он вообще не готовился, а о сочинениях имеет весьма приблизительные представления. Хотя, с другой стороны, изнурительной зубрёжкой можно любые мысли задавить. Наконец наступил день устного экзамена. Накануне тщательно выбирал в столовке самые надёжные блюда. Утром пошёл на экзамен, птички что-то там исключительно жизнерадостное чирикают, солнышко прямо-таки ласкает, навевая какие-то неясные надежды. В голову сплошная дурь лезет, вроде «последний парад наступает…».

Экзаменатор в белой тенниске и в прекрасном настроении. Всё шутит, хотя по глазам видно, что ему тоже хочется в такой день на пляж к шоколадным девушкам. Билет попался с не очень сложными вопросами. Первый совсем простой: «Дать определение окружности». Веня бойко оттарабанил: «Совокупность точек, равноудаленных от центра». Препод смотрит на него с лёгким удивлением, как на ископаемое:

– Что это за совокупность? В кучу их собрали что ли?

Веня отвечает, чуть запинаясь: «Ну… это, значит… геометрическое место точек такое». Сам подумал: «что ты, паразит, придираешься?» А экзаменатор ему:

– А вот у Вас в билете написано: дать определение окружности, как предела периметров вписанных и описанных многоугольников при неограниченном удвоении числа их сторон.

Ну и педант попался! Веня даёт ему то, чего он хочет.

– Придется дать Вам дополнительный вопрос.

И даёт. Веня отвечает, только чувствует, что опять ему что-то там не нравится. Вроде бы правильно, но не совсем точно. Им, понимаешь, математикам точность – это главное. После третьего дополнительного тот решил посмотреть на Венин экзаменационный лист: где это он учился и что у него там по письменному экзамену. Подходит, разворачивает лист и говорит:

– А Вы зачем на устный экзамен пришли? Вы же уже поступили.

Смотрит Веня в табличку и глазам своим не верит: за каждую из пяти задачек у него там стоит по пятаку. Перевернул лист – нет ошибки – его фамилия. Экзаменатор ему руку пожимает:

– Поздравляю Вас, молодой человек!

С экзамена Веня дунул прямиком на пляж. Впервые со времени своего прибытия в Новосибирск. Об экзаменах уже даже не думает. Чудо, оно на то и есть чудо, что объяснить его невозможно. Раз так, то чего голову ломать? Только к вечеру спохватился: надо телеграммы дать. Домой – матери, на судно – невесте, в Минск – брату, который в военном училище курсантом. Затем идёт в общагу. Кожа горит – перебрал солнышка на радостях. У Виктора сестра схватила две четверки, сам он по письменному – четвёрка, на устном – тройка. На Веню они смотрят, как Ленин на нэпмана. Подозревают, что тут роль сыграл рабочий стаж, пролетарское происхождение или что-то там ещё. Предположить, что он просто честно смог решить все задачки, да еще в состоянии полного одурения – это было выше их сил. Тот парнишка с фамилией великого композитора уже на первом экзамене срезался. Из солидарности по пол дня Веня готовит с Виктором физику. Этот предмет на чистой зубрежке не возьмёшь, поэтому здесь его знания явно превышают викторовы. В день экзамена приходит с пляжа и видит, как его напарник молча и угрюмо собирает чемодан. Кое-как растормошил его. Выяснилось, что формулировки законов он ещё знал, а вот задачки не решил ни одной правильно. Экзаменатор с ним умаялся за три часа и говорит: