Георгий Зубков - Мир и война в жизни нашей семьи

Настроение было хорошее, шли они быстро. К дороге уже пригляделись. Стало чуть-чуть рассветать. И они стали смотреть уже не только под ноги, но и вперед. Уже видели контуры кустиков на расстоянии, сперва в десять шагов, затем всё дальше и дальше. Глаза присмотрелись. И хотя всё еще было темно, но дорогу они видели вперед саженей на 15–20, а затем и больше.

Когда видишь цель, когда видишь дорогу вперед, идешь быстрее.

Прошли наши путники, наверное, версты три, к дороге пригляделись, взгляд стал острый, и вдруг показалось маме, что впереди на горизонте кто-то стоит в белом и машет. Мама думает, что показалось, но затем явно стала различать, что человек стоит высоко и всё машет и машет. Мама не спускает глаз с человека. В темноте расстояние определить трудно. Маме представляется, что это покойник в саване. Если бы она была одна, то совсем перепугалась бы. У нее и так уже пошли мурашки по телу. Но Надежда идет с ней, хотя идет немного сзади. Пока незаметно, чтобы она испугалась чего-то. Мама остановилась, стала пристальней рассматривать. Надежда тоже вдруг увидела что-то белое, и тоже ей сразу представился покойник. Тем более что она совсем недавно похоронила своего мужа Николая. И у нее сразу же сработало воображение, что это он зовет ее. Остановились они обе. Каждая молчит, думает, что это ей одной показалось. Но долго так они стоять не могли. И Надежда, как стоявшая позади, говорит:

– Ты что, Саш, остановилась-то?

– А ты видишь что-нибудь?

– Да, вижу!

– А ведь это нас зовут.

– Ну пропали мы теперь. Что ж будем делать, а? Может, пойдем назад… Да куда ж назад-то? Ведь все равно догонит, далеко ведь бежать.

– Что ж делать, а?!

– Господи, и надо ж нам было пойти ночью.

– Вот теперь, что хоть, то и делай!

Испугались мы очень сильно. Думаем каждая про себя. Всякое воображение разыгралось. Но всё же мы вдвоем. И как-то, когда рядом стоит свой человек, какая-то есть опора. Нам было очень страшно, но, как говорят, «на миру и смерть красна». Постояли мы, постояли. От мысли бежать обратно отказались.

А впереди тоже он и не двигается, он только всё сильнее машет.

Думали мы, думали, постояли, наверное, минут пять и решили всё же идти вперед.

– Ну что, пойдем, Надежда. Двум смертям не бывать, одной не миновать. Если смерть пришла, то от нее не уйдешь.

И пошли мы потихоньку. Идем. Глаз не спускаем с привидения. А оно стоит на одном месте и не двигается, а всё только машет и машет, как бы манит к себе.

Вот, наверное, когда подойдем ближе, тогда и набросится на нас и задушит.

Вначале-то я шла впереди, а Надежда – след в след за мной. Но потом я уже не могла идти впереди, и мы пошли рядом плечо в плечо. Идем и не спускаем глаз с привидения. И никуда головы не поворачиваем. Тянет уже нас какая-то нечистая сила. Мы уже остановиться не можем, хотя идем всё медленнее и медленнее к своей погибели. Я иду, боюсь остановиться. Знаю, что если я остановлюсь, то и Надежда остановится. А если остановимся, то он, конечно, сразу на нас набросится. Что ж, надо идти. Будь что будет. Всё-таки Надежда рядом. Дрожим, хотя на всем теле и выступил пот. Но пот холодный. Идем. Приготовились ко всему. А идти надо. Страшно! Правда, каждая решила, что просто так безвольно жизнь не отдадим. Будем бороться и посмотрим, кто кого поборет.

И вот тут-то, когда у меня появилась мысль не отдать жизнь без борьбы и до привидения осталось шагов двадцать, я вдруг разглядела (глаз с привидения я все время не спускала), что машет белое, а стоит черное. И когда пристальнее стала разглядывать, то поняла, что стоит крест. А на перекладине белое. И когда мы еще больше приблизились, а глаза стали смотреть еще острее, то мы окончательно разглядели, что машут не руки, а повешенную на крест холстину ветром хлещет. Вот тут-то всё и отлегло. Хотя страх и не прошел, но мы поняли, что это не человек, что это не живое привидение. Хотя ночью видеть крест и страшно, но он уже тебя схватить не может. Отлегло у нас. Дышать стало как-то легче. Мы всё время смотрели на это привидение с замиранием сердца, и даже не знаю, работало ли оно у нас в то время. Когда мы разглядели этот крест, то пошли уже смелее до креста и не останавливались, но еще тихо прошли мимо него, затем прибавили шаг. И ничего не говоря и не оглядываясь, пошли всё быстрее и быстрее. Затем так быстро пошли, что чуть не бежали. Не помню, сколько времени мы так шли. Стало совсем рассветать. От бега и напряжения сильно устали. Шаг немного убавили. Страх стал проходить. Голова от напряжения тоже устала. Взгляд с дороги мы стали отводить… Где-то слева виден огонек. Мы остановились и сразу обе оглянулись назад. Креста не видно.

Наверное, мы много пробежали. Напряжение спало, мы почувствовали усталость.

– Давай, Надежда, отдохнем, посидим.

Недалеко от дороги мы заметили копешку прелой соломы. Сели. Обтерли пот с лица. Отдохнули. Немного повеселели. Страх прошел.

Поговорили немного, обе, оказывается, думали, что нам пришел конец. И мысленно уже прощались с родными. Жалели, что мало пожили. Жалели, что иногда в жизни не так вели себя с ближними.

Появились добрые мысли. И решили мы, что как только придем в Оленино, то сперва зайдем в церковь и помолимся.

Пришли в Оленино рано. Было воскресенье. Старушки уже идут в церковь. Зашли и мы. Помолились. Всю заутреню до конца не стали стоять, поставили по свечке. Перекрестились и вышли.

На паперти подали по несколько копеек убогим, инвалидам и пошли на базарную площадь.

На базаре народ только начал собираться. Обошли мы весь базар. Коров пока еще не приводили. Рядом с базаром – чайная. У чайной уже много повозок. На телегах стоят корзины, ящики. Мужики подкладывают лошадям сено. Некоторые надевают на морды торбочки с овсом. Зашли мы в чайную. Народу уже много, но свободные столы есть. Все спросонья. Между столами бегают половые.

Заказали мы половину пары чая. В узелках у нас была еще кое-какая еда. Съели мы по яйцу, хлеба с солью. Выпили по две чашки чаю. Нагрелись. Народу в чайной все больше и больше, и в то же время никто не засиживается. Некоторые мужики и хотели бы посидеть, но бабы их поторапливают. «Нечего, – говорят, – рассиживаться, мы приехали сюда не чаи гонять. А на базар. Вот продадим хорошо, тогда и можно попить чаю с баранками». Мы тоже не стали рассиживаться. Пошли на базар. Увидели, что на базаре уже появилась скотина. Слышно: визжат поросята, гогочут гуси. И услышали мычание коровы.

Пошли на зов коровы. На базаре только одна корова. Какая-то худая, маленькая. Расстроились мы. Нет коров! Походили мы по базару. Поспрашивали, будут ли коровы-то.

Молочницы, которые торговали молоком, заверили нас, что будут-будут коровы-то, еще рано. Часам к десяти-одиннадцати их будет много. Сейчас много продают. С кормом в эту зиму будет плохо.