Аманда Макклелланд - Только неотложные случаи

Я впервые жила и работала с людьми, специально уехавшими из дома. Несмотря на разное происхождение и воспитание, у нас было кое-что общее: заурядная жизнь нас не привлекала. В Элис неплохо платили, но ехали туда не ради денег. Нам хотелось жить интересно. По крайней мере, я так думала – судя по себе. Зачем еще переезжать в обшарпанный городишко посреди пустыни?

Мне нравился буш и нравилось по нему путешествовать. Часто, закончив смену, мы прыгали в машину, ехали за город и ночевали под открытым небом, а поутру возвращались на работу, любуясь окрестными пейзажами. Улуру находилась совсем близко, рукой подать, и выглядела волшебно – гигантская красная скала, вздымающаяся из земли посреди пустыни.

Мы катались на внедорожниках и горных велосипедах, исследовали разные уголки буша и пили много пива – не без этого, признаюсь. Туризм и пиво всегда мне нравились. Сидеть, слегка опьяневшей, и любоваться Млечным путем – отличный способ скоротать вечерок, вы не находите?

Неделя проходила за неделей, и вскоре я начала замечать знакомые лица, появляющиеся в отделении снова и снова – десять-пятнадцать ребятишек, болевших чуть ли не постоянно. Помимо поноса, они страдали чесоткой и болезнями ушей. У них было постоянное обезвоживание и такой низкий уровень калия, что я не понимала, как они до сих пор живы. Белый ребенок в Брисбене с таким анализом крови немедленно попал бы в реанимацию, но дети аборигенов как-то выживали с крайне низким гемоглобином, поскольку падал он постепенно и неуклонно в течение длительного времени. Организм привыкал непрерывно болеть. Они гораздо спокойней переносили боль, как и их родители. Жара в пустыне была им нипочем; их жизнь, хотя и висела на ниточке, как-то продолжалась. Бесконечные болезни делали их до странности выносливыми, хотя по западным меркам им грозила серьезная опасность.

Дети страдали от недостатка веса, рост их тоже не дотягивал до нормы, как и многие другие показатели. Позднее я разобралась, что все это были симптомы недоедания, но в Элис так не говорили. Их состояние называлось «отставание в развитии» – интересный диагноз, полностью игнорирующий суть проблемы. Он указывал на ее последствия, а не на источник.

Меня сильно тревожило, что одни и те же дети поступают к нам вновь и вновь. Я приставала к другим сотрудникам с расспросами, особенно поначалу, но целостная картина, с медицинской точки зрения, у меня никак не складывалась. Я была дипломированной медсестрой и только начинала работать, так что плохо себе представляла, как организовано здравоохранение в целом. У меня имелось подозрение, что всему виной какая-то глобальная проблема коренных племен, но моей обязанностью было просто лечить детей, попадавших в госпиталь. В конце концов, меня так учили.

Со временем я узнала, что дети в аборигенных сообществах в окрестностях Элис ели тогда, когда ела вся семья, хотя дошкольники должны получать еду или перекусы четыре-пять раз в день. В удаленных районах сложно было найти чистую воду, не говоря уже о качественных овощах и фруктах, что усугубляло проблему. Многие дети так часто страдали от поноса, что их кишечник повреждался и не мог правильно усваивать питательные вещества. Стоило им более-менее оправиться от одной кишечной инфекции, как они подхватывали другую, ослаблявшую их еще сильнее. Кроме всего прочего, из-за недоедания их иммунитет не мог сопротивляться другим заболеваниям, в частности, менингиту и пневмонии, а сильная скученность в аборигенных поселениях приводила к стремительному распространению эпидемий. Получался замкнутый круг, лишь малая часть которого происходила у нас на глазах.

Тогда я не сознавала, насколько аборигенные племена пренебрегают элементарными правилами гигиены. Неоднократно я проводила с матерями беседы о необходимости мытья рук или о том, какое питание подходит детям. Будучи медсестрой, я, конечно, старалась заботиться об их благополучии, но формально в мои обязанности это не входило. Тем сильней оказалось мое потрясение, когда я поняла, что пока мы боремся с кризисом здравоохранения в странах третьего мира, он происходит прямо у нас под носом.

Однажды к нам в отделение доставили малыша в очень тяжелом состоянии, но мы никак не могли понять, что с ним такое. Внезапно, без видимой причины, он переставал дышать и становился синюшным – цвет его кожи откровенно пугал. Мы не могли подключить к нему датчик апноэ, поскольку он был совсем маленький, поэтому медсестры по очереди носили его на руках и растирали грудку, когда кожа начинала синеть, стараясь стимулировать дыхание. Я три смены проносила его по отделению, молясь, чтобы он не умер у меня на руках.

Пока мы бились над этой загадкой, мать ребенка куда-то исчезла. Мы понятия не имели, расстроилась она или рассердилась, знали только, что ее нет. Сотрудница по связям с аборигенами беспокойства не проявляла – но это вообще ей не было свойственно. Солидная пожилая дама с крошечными ножками и задом, но при этом с большим округлым животом, она славилась своей невозмутимостью и служила посредником между нами и коренным населением. Технически, в ее обязанности входило помогать нам ухаживать за детьми, но она редко снисходила хотя бы до смены пеленок. Когда доходило до бесед с неразумными мамашами, ей, однако, не было цены; не представляю, что мы бы делали без нее. В данном случае она говорила, что мать ребенка вернется, правда, не уточняя, когда.

Мать и правда вернулась – и привела с собой «нгангкари», шамана из своего племени. Они вместе побывали в каком-то потаенном месте, где откопали из земли ее плаценту и принесли в больницу кусочек пуповины малыша, замотанный в тряпицу. Шаман приколол его к белой рубашечке, в которую мы одели ребенка, и сотрудница по связям сказала, что теперь все будет хорошо. Мне в это как-то плохо верилось, однако в больнице неоднократно происходили вещи, которые я никак не могла объяснить. Мы уговаривали мать повременить с выпиской хоть пару дней, просто на всякий случай, но внезапные остановки дыхания у малыша в одночасье пропали, и наши врачи понятия не имели, почему. Еще два-три раза я носила его на руках, но больше он синюшным не становился.

Сотрудники по связям с аборигенами во взрослом отделении больницы Элис-Спрингс считали своей обязанностью поддерживать на стабильном уровне запасы питури – местной разновидности жевательного табака, содержащего вещества, близкие к никотину, – на случай абстиненции у пациентов. Когда однажды этот уровень угрожающе упал, та самая дама из педиатрии предложила мне вместе прокатиться туда, где питури растет. Она знала, что меня интересует ее культура, потому что я задавала массу вопросов. Я страшно обрадовалась такой удаче и даже уговорила мою приятельницу Антею поехать с нами.