Маргарет Бейкон - Достойный друг. Жизнь Лукреции Мотт

Но когда отец уходил в плавание, в доме постоянно жил скрытый страх, что он может никогда не вернуться. Китобойный промысел был делом опасным. Случалось, что линь гарпуна обвивался вокруг ноги моряка и уносил его на дно морское. Бывало, что раненый кит мог разнести в щепки целый баркас одним взмахом своего мощного хвоста. А иногда мог пропасть и весь корабль. Зачастую известий от моряков не было месяцами, и когда корабль появлялся на входе в гавань, матери и дети забирались на крыши домов, чтобы первыми увидеть судно. Был ли это тот самый корабль, которого они так ждали? Но обычно они могли узнать, жив ли или мертв какой-то конкретный моряк, только тогда, когда судно уже стояло на якоре у Длинного Причала.

В 1802 году, когда кораблю Томаса уже давным-давно следовало бы вернуться, пришли ужасные новости. Дядя Юрайя Хасси, муж тети Фиби Фольгер Хасси, утонул вместе с кораблем. Сестры Фольгер собрались вместе, чтобы утешить убитую горем семью. Лукреция даже попыталась подбодрить маленькую кузину Мэри Хасси, с которой никогда не ладила. Но на поминальной службе в квакерском доме собраний трудно было сосредоточиться на мыслях о дяде Юрайе, не думая о том, что это может случиться и с тобой.

Прошел еще год. Лукреции исполнилось десять лет, и она целиком и полностью занималась сестренкой. Анны часто не бывало дома, она отправлялась за припасами для своей лавки. Лукреция с помощью бабушки и тетушек присматривала за младшими детьми. Окружающие искренне восхищались ее ранней зрелостью, и она купалась в этом одобрении. Но день шел за днем, неделя за неделей, и росло предчувствие того, что известий от Томаса Коффина они никогда больше не получат.

Но как-то раз на борту парусника, регулярно ходившего из Вудз Хоул в Нантакетскую гавань, прибыл загорелый человек. Он взобрался вверх по холму и уже стоял перед дверью дома на Фэир-стрит, а Анна Коффин о нем еще и слыхом не слыхивала. Это был Томас. Он потерял свой корабль, вынужден был расстаться со своим экипажем, но сам был жив и здоров. Ликование, царившее в то утро в их просторной кухне, дети Коффинов запомнили навсегда.

После первых крепких объятий и слез он рассказал о своих приключениях. Когда корабль Томаса крейсировал в поисках китов вдоль побережья Южной Америки, его захватило испанское военное судно, обвинив в нарушении границ нейтральных вод. Невзирая на протесты Томаса, их отбуксировали в порт Вальпараисо в Чили, а корабль конфисковали. Через несколько дней стало ясно, что получить его назад не удастся, разве что через длительное судебное дело. С большой неохотой Томас Коффин распустил команду, дабы они, если получится, могли устроиться на другие корабли, а сам решил остаться и побороться за себя. Его приняла гостеприимная испанская семья, научив испанскому языку так быстро и хорошо, что он смог выступить своим собственным адвокатом. По некоторым пунктам он добился победы. Но казалось, что дело будет тянуться целую вечность. Наконец, Томас решил сдаться и тронулся в путь, самостоятельно перейдя через Анды. Для мужчины на пороге пятидесятилетия это было серьезным испытанием. Добравшись до Бразилии, в одном портовом городе он нашел корабль, готовый взять его на борт и доставить в Соединенные Штаты. Снова и снова он пытался отправить весточку домой, но ни одна из них не дошла до Нантакета. Наконец, он вернулся домой.

Его стойкость перед лицом испытаний вдохновила всех детей Коффинов. Они гордились своим отважным отцом и никогда не уставали слушать рассказы о приключениях в Южной Америке. Он научил их говорить «доброе утро» и «добрый вечер» по-испански и внушил им уважение к католической религии, поскольку католическая семья была добра и щедра к нему. Для детей, изолированных на своем маленьком острове, это соприкосновение с внешним миром расширило кругозор.

Но, хотя приключения его были чудесны, Томас Коффин решил покончить с мореплаванием – он останется дома и будет зарабатывать на жизнь торговлей. Как раз перед захватом корабля в Вальпараисо он отослал груз шкур морских котиков в Китай. Деньги от этой сделки ему удалось вложить в партнерство с Джесси Самнером, успешным бостонским купцом. Однако не прошло и года, как стало ясно, что для семьи это означало переезд в Бостон. Сестра Анны, вдовствующая Фиби Хасси, купила их дом на Фэир-стрит, и в июле 1804 года Коффины тронулись в путь. У Анны на руках была новорожденная дочь Лидия.

Для Лукреции, в ее одиннадцать с половиной лет, переезд стал болезненным разрывом с привычной жизнью. Она любила каждый дюйм родного острова – его еду, обычаи, островитян, дома, потрепанные штормами, и открывающиеся бесконечные пустынные виды. Она любила море и корабли, и соленый запах. Она любила резкий, высвечивающий мельчайшие детали свет, так похожий на Свет внутренний, который она непрестанно искала. И если ей случалось рассердиться или почувствовать себя несчастной, обширные вересковые пустоши и шепот ветра всегда утешали ее. Она так глубоко вросла в эту землю, что за всю долгую жизнь это ощущение не покидало ее. Нантакет стал для нее своего рода потерянным раем. Она возвращалась на остров снова и снова, но никогда уже он не казался ей таким изумительным, каким сохранился в памяти. А многие поколения детей, внуков и правнуков она так и продолжала растить на своих рассказах о том, какое это особенное, теплое и сердечное счастье жить «по-нантакетски».

Жизненный опыт Лукреции не подготовил ее к шумному городу Бостону. Когда Коффины приехали туда в 1804 году, население Бостона составляло почти тридцать тысяч человек, что сильно отличало его от маленького городка на Нантакете. Гигантские парусные суда, покидавшие бостонские причалы, бороздили моря всех океанов. В порту было много крупных конторских зданий, в одном из которых располагалась контора отца Лукреции и его партнера. Позади порта раскинулся лабиринт мощеных улочек старого Бостона, то карабкавшихся вверх, то спускавшихся с трех холмов. И высоко в небо вонзался шпиль Старой северной церкви.

Из окна спальни дома Коффинов на Грин-стрит Лукреция могла видеть обе реки – и Чарльз, и Мистик – а дальше невысокие холмы, простиравшиеся до самого Чарльзтауна. Позже семья переехала в дом на Раунд Лейн, – он был больше и дороже. Бостон процветал, и новые районы росли как на дрожжах. Вместе с городом преуспевал и Томас Коффин, но в душе его не гасло противоречие между новоявленным богатством и его собственными идеалами квакерской простоты. Переехав в Бостон, Томас и Анна отдали детей в частную школу, а потом перевели в обычную, чтобы избежать «классового зазнайства». Лукреция всегда находила это решение удачным и вспоминала, что «там она обрела чувство симпатии к беднякам, испытывающим страдания и борющимся с трудностями».