Array Сборник - Танкисты. Книга вторая

Ну, вот, и в одной атаке, значит, танк шёл слева мой… слева от батальона… и поле такое, трава… И механик-водитель не заметил: воронка от взрыва. И он танк развернул и подставил бок. А это – ни в коем случае, это самое уязвимое место! И немецкий наводчик, артиллерист, выстрелил. Но снаряд – болванка… слышали такой? Без взрывчатки. Да, не взрывается. Это не осколочно-фугасный. Этот снаряд – хорошо, вдоль танка укреплены ящики там, цепи, лопаты… И снаряд попал в это всё касательно – и погасил свою ударную силу. Если бы прямо в борт ударил, то с внутренней стороны так называемый осколочный поток бы весь экипаж поразил. А тут – удар, а вдоль бортов внутри – карманы! Там два ряда карманов, в них – гранаты Ф-1. Двадцать штук с правого борта. Что там оторвало… и ЗИПы ниже, тоже в карманах. Там ключи… кроме того – детали… и, видно, от удара их из этих карманов вырвало – и мне разнесло вот это бедро. Комбинезон прорвало…

Остановились, меня из танка извлекли. А медсанбат – за рекой, а через неё переправа шла, наступление же было, небольшое хотя, но подавали боеприпасы, топливо – и никого не пропускали. Капитан, хирург – она пошла туда и говорит, что вот, мол, у меня раненый, нужно… и всё такое, иначе у него гангрена будет. А там генерал стоял, он говорит: «Примите любые меры, но не можем мы сейчас. Нужны боеприпасы: и нам, и соседнему фронту, там тоже боевые действия». И меня не под местным, не под общим наркозом – живьём зашивали!

Вы представляете, что это такое? Значит, она мне – эта хирург, женщина, капитан – налила спирта. А я никогда не пил. Свернула такой жгут, сделала, тряпку в зубы… Я – сжал, иначе я мог себе ещё челюсть сломать. Я выпил – и две девушки, санинструкторы, здоровые такие – одна насела на меня, на ноги, и – держали. И она меня, хирург, так зашивала.

Я не знаю, было холодно… я замёрз было (а они раздели догола меня, чтобы я замёрз). После того как она мне это всё закончила, так с меня пар просто шёл. Но я ничего не чувствовал, хоть и боль, конечно. Вот когда с этой стороны мне… а когда с рваной стороны игла идёт, это – я не знаю!

В училище

Вот сколько нашим медикам рассказывал – они говорят: «Это просто невозможно». Я говорю: «Ну, молодой был, выдержал».

Так она зашила меня и говорит: «Молодец, гвардеец, выдержал. Долго будешь жить». Вот после этого мне уже в танк нельзя было залазить, потому что меня не положили в медсанбат, ничего. И я неделю так командовал зенитной этой установкой, насколько её знал. И всё: я – около штаба, штаб корпуса прикрывал от воздушного налёта. Хоть ни разу налёта и не было, но всё равно.

После окончания войны нашу роту отправили в Москву. Там был склад запасных частей для американской техники. И когда Парад Победы – там не хватило личного состава. Но не те, которые в пешем строю или в танках – а просто в буксиры артиллерийских систем. Идут для массы в кузове. Ну, мы сидели… одели нас в комбинезоны. Так что я в параде поучаствовал, увидел всех наших там руководителей. После того как кончилось это всё (парад, это 24 июня же было), корпус перебросили на Дальний Восток: Забайкальский фронт.

– Очень интересно. Всё же в деталях скрывается, поэтому подробно рассказывайте.

– Эшелоны с корпусом: танки были, бронетранспортёры… проходили через Московский железнодорожный узел. Вот то, что мы отгрузили в вагон – этот вагон прицепили, мы тоже сели. На Урале получили мотоциклы новые уже, М-72, по-моему, для разведбатальона. Были «Харлеи» английские (так в тексте. – Прим. ред.), они все уже были разваленные почти, всю войну прошли. Эти мотоциклы получили, тоже их загрузили. И мы проследовали до границы с Китаем. Хайларский, так называемый… Хайларское направление. Мы называли – 1-й Забайкальский фронт.

Значит, там я был переведён в 1-й гвардейский мотоциклетный батальон, это разведбат был. И сразу меня через границу послали в разведку. Офицер, старший лейтенант, с нами был. С разведотдела корпуса. И мы поехали посмотреть, где японцы. А они отвели свои войска от границы и сосредоточили в районе Хайлара. Это город, где дислоцировался штаб Квантунской армии. И мы так километров на 90 углубились. Местное население, китайцев, встречали и спрашивали, где японцы. Китайцы многие говорили по-русски: «Уже ушли, ушли куда-то». Всё: мы разведали, что чистая дорога.

Там неасфальтированные просёлочные дороги, озёра были, холмистая местность заросшая. Японцы там оставляли группы, которые обстреливали, если кто-то из наших двигался. Например, пехота. Значит, корпус наш границу пересекает – и проходит, сосредотачивается до этого… что я сказал – 90 километров… то, что мы разведывали. А японцы очень хорошо эти годы готовились. Все огневые точки артиллерии и пулемётные точки, окопы – всё очень тщательно замаскировали. И огневую систему их – наши не знали. Даже авиация не помогла. И решили провести разведку боем. Слышали такое? Это – практически смертники. Значит, выделили три танка, и меня посадили в один из них, как командира. И пятьдесят солдат.

– На какие танки посадили?

– Эти же танки, «Шерманы». И мы должны были изобразить вроде «наступление». Немного постреляла наша артиллерия: создали впечатление, что мы перешли в наступление. Ну, и артиллерийские разведчики в это время вели наблюдение с помощью оптических приборов – и засекали эти все объекты… Японцы, естественно, стреляли и артиллерия, и пулемётные точки. И обозначились окопы, которые тоже были замаскированы очень сильно. И мы уже дошли до них. Я первым дошёл на своём танке. Метрах в десяти – смотрю – с окопов поднимается солдат, и длинная палка у него: бамбуковый шест, и на конце взрывчатка. И смотрит он на правую гусеницу. Я стрелку-радисту, а он сидит тоже внизу, у него на лобовом – пулемёт. Я ему говорю: «Ишутин, видишь?» – «Вижу!» – «Огонь!» Дал короткую очередь – пули прошли у него над головой, он уже не поражаемый был. И в это время – взрыв. Он всё-таки подсунул. А американские танки – у них очень слабая ходовая часть. Все эти катки – все снаружи, небольшие. И значит, все пружины, все рычаги, если рядом снаряд взорвётся – всё, катки отлетают. Очень плохо. Ну, они только начали производить танки, ещё опыта у них не было.

У нас же – торсионный, у нас Т-34. Они все в корпусе спрятаны, они по дну. С левой стороны до правой стороны эта штангета, торсион. Мы, танкисты, уважали катки литые, чугунные: потому что они не рассыпались. Если штампованный – их деформировало от взрыва и они разрушали гусеницы. Поэтому это было заводу доложено, и они не стали штампованные выпускать.

А у американцев, в общем, они очень плохие были, и даже на ходу рассыпались шурупчиками, вставочками там всякими, всё это было сделано наживую. Учения когда были – обязательно нужно было ходовую часть ремонтировать.