Владимир Украинцев - Жизнь не только борьба

Тётя Пира, еще летом 40 года, вышла замуж и уехала к мужу в поселок при химскладе в трех километрах от Очакова. Там, очень быстро, в течение года построили несколько кирпичных домов для сотрудников химсклада, в основном, военных, где она и поселилась. Я иногда бывал у нее в гостях. (В девяностых годах я случайно узнал по косвенным признакам, что склад этот был не простой, а склад БОВ – боевых отравляющих веществ, по-видимому, его так быстро и построили за год перед войной).

На этом мое счастливое детство кончилось! Мне было 10 лет и семь месяцев от роду.

А для моего брата Толи началась дорога к смерти!

1.3 ЭВАКУАЦИЯ

Небольшая деревушка, вся в яблоневых садах. Старая хата с соломенной крышей. Пол земляной! Долго в нем мы не задержались и в конце августа переехали в г. Скопин, в 7км от деревни. 1-го сентября я пошел в школу в 4-ый класс, а брат ‑ во второй. Роза и мама куда-то устроились работать ‑ надо было на что-то жить!……А немцы стремительно шли на Восток и к середине октября были на подступах к Москве. Одновременно окружая Москву с юго-востока, от Рязани. И к середине декабря они подошли к Скопину. Как мы оказались в числе последних беженцев, посаженных в теплушку последнего эшелона, проскочившего на Восток из немецких клещей, я не знаю. Впоследствии, я узнал, что на утро следующего дня немцы взяли Скопин. Выбили их только через неделю. А когда формировали эшелон, была ночь, немецкие самолеты волнами пролетали над нами с зажженными АНО (аэронавигационными огнями), я их сам наблюдал! Нас не бомбили!

Везли нас около месяца. По обеим сторонам от двери вагона ‑ двухъярусные нары. В центре вагона – чугунная печка-буржуйка. Огонь в ней постоянно поддерживали дети. Позже, я понял, что это был вагон специально для семей офицеров, воевавших на фронте. По дороге на остановках выдавали продукты сухим пайком и уголь для буржуйки. На каждой станции была кубовая с кипятком. Останавливались очень часто, пропуская эшелоны с техникой и войсками на Запад. Иногда стояли до суток. Однажды, Роза побежала за кипятком, что-то задержалась, а эшелон ушел! Через несколько дней она догнала нас! (Я до сих пор восхищаюсь высокой степенью организации эвакуации населения! Людям из ЦК ВКП,б и правительства, организовавшим в то время этот процесс, надо было бы поставить памятник).

Здесь, в вагоне я впервые влюбился. Ее звали Беатрисса, мама ее звала Бэба. Она была старше на два года и немного выше меня, но очень красивая! Часто по ночам мы с ней поддерживали огонь в буржуйке, сидели рядом, и я был почему-то счастлив. (Наверное, с тех пор мне очень нравятся красивые девушки и женщины и жену я дважды выбирал по этому признаку).

К концу месяца мы поняли, что нас везут к Оренбургу ‑ тогда г. Чкалов. За 200км от Чкалова мама сказала «генук»‑ (с нас хватит), и мы высадились на большой станции, которая называлась Ново-Сергеевка.

В эвакопункте станции нам выделили подводу и определили деревушку в пяти км от станции, а там, в сельсовете указали хату-пятистенку, где мы должны были поселиться.

Хозяйка, ‑ немолодая деревенская женщина с характерным для калмычки суровым лицом жила в этой большой хате с сыном лет двадцати, крепким, жилистым парнем, но с серьезными умственными отклонениями. Звали его Ваня. На нем держалось все большое хозяйство, в том числе корова. Кое-чего он соображал, но говорил невнятно. По-тихому он влюбился в Розу, и когда она его отвергла – повесился. Еле откачали.

Половину хаты занимала огромная русская печь. Каждое утро, часа в четыре, хозяйка ее разжигала и в чугунах готовила что-то для себя и скоту. Раз в две недели она пекла хлеб. От печки нам доставалось только тепло. Мама готовила на керосинке. Было голодно

В памяти стоит картина: мы с Толей стоим возле керосинки и не можем дождаться, когда же мама закончит жарить картошку? Так хотелось есть! Картошку, крупы, керосин, сахар мама обменивала на базаре в большой соседней деревне на привезенные из Москвы вещи – там они очень ценились. С тех пор жареную картошку я полюбил на всю жизнь! (Жарить ее я никому не доверяю и сейчас).

С фронта отец прислал аттестат, по которому мы получали какие-то деньги, В магазине продукты были только по карточкам, но их явно не хватало ‑ нормы были очень низкие. А на базаре деньги крестьяне– калмыки не ценили.

После случая с Иваном-дурачком стало ясно, что надо из этой деревни бежать! И по весне мы переехали на станцию. Поселились в одном из домиков пристанционного поселка. У хозяйки, добродушной старушки из живности были только куры. Стало немного повеселее в части питания, мама и Роза где-то работали, но жили в тесноте. Я спал на сундуке!

Вспоминается один эпизод. У меня начал сильно болеть зуб. Да так, что несколько ночей подряд я плакал и не давал никому спать. В одну из ночей хозяйке это надоело, и она сказала маме, что может мне вылечить зубы. Мама согласилась. Она положила меня на сундук, голову повернула больным зубом вверх, наклонилась надо мной и очень тихо что-то шептала, одновременно крестя мою щеку. Я расслышал только несколько слов, которые она повторяла очень часто. Этими словами были: «чёрт», «луна», «забери Вовину болезнь», «улетай обратно на луну». Так продолжалось минут десять, боль ушла и…я заснул! (С тех пор, почти 65 лет, зубы у меня никогда не болели, хотя я их очень редко чистил и грецкие орехи колол только зубами). Мистика, но факт!

Чтобы было полегче, мама устроила меня летом на арбузную бахчу, помогать сторожу гонять ворон. Обедать я прибегал домой ‑ всего-то два км вдоль железной дороги.

Здесь я научился метко стрелять из рогатки по воробьям. Ощипывали, варили и ели. По весне ходили в степь за сусликами ‑ заливали в нору воду и они сами вылезали. Однажды сходили в лес за 18 км, ближе леса не было, за вороньими яйцами, ловили рыбу в реке Самара. Хоть какое-то подспорье в части питания! На лугах, в степи, в болотцах, было полно диких уток и куликов, но рогаткой их не достать, ‑ не подпускали. У соседского мальчика, в сенях стояла старая ржавая одностволка, а патронов не было. Надо было где-то доставать порох. И мы нашли выход из положения!

(Внимание! Слабонервным следующий раздел читать не рекомендую, т.к. пойдет сцена гибели брата).

1.4. Гибель брата. Возвращение в Москву

Жаркое лето 43-го года. Выходной день. С Толей играем в «расшибалки» во дворе дома. Открывается калитка, и входят две цыганки. Просят, чтобы мы им дали что-нибудь из еды. Толя поднимает с земли небольшой камушек и кидает в них со словами: «Уходите, самим есть нечего!». Одна из цыганок, уходя, оборачивается и, указывая на него пальцем, кричит: «Ты не бросайся, т.к. тебе осталось жить еще только один день! Завтра ты умрешь!». И ушли. Мы заперли калитку и продолжили игру.