Федора Яшина - Идка

Скоро у нас будет свадьба! Все об этом талдычат, а ещё шепотом – «конечно, ей уже пора выходить, хоть за кого-нибудь, она ведь почти старая дева». Это всё о папиной сестре Лиде Филипповне. Она встретила свою любовь, он человек Кавказа.

Бабы не угадали. Брак этот был по любви, единственный и на всю жизнь. В 1994 году в ноябре гостила я у родителей. Они говорили, что т. Лида приезжала к ним в гости, в 1992 г. что ли. Маме подарены были национальные, связанные Лидой, тапки. Мама мне их отдала, я много лет грела в них свои ноги.

Зовут жениха на русский манер: Лёша (теперь знаю, его фамилия Раджабов, проживали в Дагестанской АССР, Кизляр-Черилово, п/о Сар-Сар) он не высокий, ниже Лиды на полголовы, крепкий, черный, у него широкие плечи.

Все женщины квартиры находятся на кухне и, я шмакодявка тут же, допущена творить свадебное убранство для невесты. Лиды нет, она ушла с Лёшей в кино. Папа на работе, мальчишки и дед спят. Соседка тётя Ирма и ее свекровь с нами. В кухне тесно, но весело. Шуршит цветная гофрированная бумага, это вырезаются лепестки и листики для цветов для венка невесты. Потом с помощью карандаша делают красивый лепесток. Режутся куски проволоки медной тонкой (отец принес с работы). На них накручивается из ваты маленькие шарики. Всё подготовили, растопили парафин, макаем в него проволочные веточки с шариками и происходит чудо, когда парафин застывает. Листики и лепестки также обрабатываются, потом собираются цветочки, вплетаются в венок, украшается накидка тюлевая.

И мои руки причастны к возникновению чуда красоты. Я в восторге от смеха, разговоров веселых в тесном пространстве кухни.

Вдруг влетает Лида, кричит:

– Наш дом горит! Лёшка тушить остался!

Весь подъезд подняли, потушили. Дом деревянный, возгорался еще раз в году, наверное, 1956. Опять зимой. В доме печное отопление углём, золу выгребали из печей и выносили на улицу, ссыпали под завалинку, попадали не потухшие угольки, они разгорались.

После свадьбы молодые уехали на его родину.

Глава 3

Подошло время готовиться в школу начальную № 25, в первый класс, август 1954 г. Я дивчинка уже большая, иду в школу почти восьми лет. Накупили всего: платье коричневое форменное шерстяное, черный шерстяной фартук, белый фартук штапельный, ленты атласные для косичек: черные, коричневые, зеленые и белые, баретки белые, туфли, коричневый портфель.

Платье, фартуки и портфель (он, правда, был уже слегка измятый и покорёженный) служили мне до окончания начальной школы, то есть до июня 1958 г.

Школа двухэтажная, снаружи белая, крыльцо большое, перед входом у ступеней по обеим сторонам стоят огромные каменные тумбы, на них каменные вазы (всё лето в них растут цветы). Вокруг школы высокий железный решетчатый забор. Много деревьев. Во дворе есть сараи для дров, угля, и всякого инвентаря. Школа отапливается угольными печами. Топки располагаются в коридоре.

Школу строили пленные немцы. Ещё ими же в поселке были выстроены клуб и две средних школы, одна из них одноэтажная.

Начались занятия. Учительницу зовут Мария Михайловна, она косая, носит очки. Прихожу домой возмущаюсь – «почему её называют М.М. это ведь нашу маму зовут Мария Михайловна». Мне все объяснили и успокоили.

Училась в начальных классах хорошо – хорошистка. Однако, на мою тетрадь по чистописанию, учительница говорила: «Берг Ида у тебя тетрадь грязнописания». Без клякс и каракуль писать не могла. Это и сейчас наблюдается.

В классе были мальчишки второгодники и даже третьегодники. Когда уже перешли мы во второй класс один из таких амбалов, считай старше нас на 3 года повадился после уроков лупить мальчишек и девчонок. Брюхов была ему фамилия. Каждый день рев и синяки, и его довольный гогот. Пока не дошла моя очередь получить тумака. Стала девчонок подговаривать самим его избить, чтоб неповадно было. Девчонки начали ныть: «Он же ещё сильней начнёт драться». Я в ответ: «А мы его тоже, а потом и победим». Поверили (мои дворовые-то подружки знали мои качества сдать сдачи) и согласились, и исполнили задумку. Вышли после занятий, на улице темно, по домам не расходимся, стоим толпой. Я за вазой на тумбе. Идет Лёшка Брюхов, только подошел к тумбе, а я сверху портфелем по башке – траххх, он упал, девчонки всей толпой навалились и я с ними. Победа была за нами. Поставили ему приличный фингал. Кто-то на завтра доложил учительнице, но она нас не ругала, а похвалила. Он и её уже видимо достал. Больше бить нас он не пытался, но часто кулаком мне грозил.

Оказывается, я не только стукачка, но ещё и заговорщица, ещё и подстрекательница, ещё и избивательница.

Когда окончила начальную школу стала грамотней своих родителей.

Мама проучилась в школе два года, на третий год заболела тифом, после выздоровления в школу идти не захотела. Отдали её в няньки, ходила по разным хозяевам, а потом служила в одной семье долгие годы, до войны. Мамина школа.

Папа в школе никогда не учился. Жил в деревне Перровка, Соль-Илецкого района, Оренбургской области. Мать умерла, их осталось трое ребятишек. Сестра Гильда старшая 1913 года, папа 1916 года (было ему тогда лет 10) и сестра Алида 1924 года. Вскоре отец женился. Мачеха видно плохо относилась, была у нее своя дочь, потом вот общие дети появились Лида да Ида. Иногда, мальчишке, даже есть, не давала, хотелось очень кушать, он стал в поле ловить сусликов, обдирал шкуры, жарил на костре, они жирные. Так ими объелся, что без содрогания, не мог вспоминать. В драных одеждах, ходил и обувках. Читать и писать научился уже, когда забрали в трудармию, там специальное время отводилось для ликбеза.

У нас была скотина: корова Манька, большая, коричневая с белыми пятнами, коза Майка, серо-белая, с огромными рогами круто загнутыми, хулиганка и проказа хитрющая. Овечки черные (сколько не помню), а к ним имелись очень странные ножницы для стрижки шерсти. Свинья и куры с петухом.

Летом, корова, коза, овцы выгонялись в общее стадо, пастуха нанимали сами жители. Куры выпускались гулять. Если отец был дома, сам смотрел за свиньёй, выпускал на лужайку. Когда он был на работе, мы для неё рвали траву: два-три мешка.

Вечером стадо возвращалось назад. Корова сама шла в стайку, а вот Майка пыталась гордо удалиться от неё, ещё не нагулялась. Мне приходилось её встречать. Завидев меня, наклоняла голову, грозными рогами пугала, мекала, я бросалась на неё цеплялась за рога и таким образом въезжала в стайку. Игра у неё со мной была такая. Ребятня собиралась каждый вечер посмотреть на это представление. Когда Майка успевала проскочить мимо нас, все с удовольствием носились за ней. Она довольная мекала, прыгала, бегала и скакала до тех пор, пока я не повисну на рогах, а потом спокойно в стайку.