Нетта Юдкевич - Семейный портрет спустя 100 лет

В Израиле половину балкона, шедшего с двух сторон по стенам дома, мама заняла под свою оранжерею. Мебель её меньше интересовала. Поэтому два фикуса и лимонное дерево забрались в гостиную. Вторую часть балкона занял папа под клетки для волнистых попугайчиков.

Папа говорил, что мама пытается устроить ему рай. Но в Израиле это невозможно. Израиль по определению ад.

По утрам в субботу он раздвигал большое окно в гостиной и говорил:

– Здравствуй, Африка!

– Азия, – возражала мама.

Они ссорились по поводу географического положения Израиля, хотя оба прекрасно знали, где находится Израиль. Щебетали птицы и благоухали цветы.

Ни на мгновение папе не приходило в голову, что последние годы своей жизни он проведёт в сердце Африки, в Мозамбике.

У слов есть сила и способность то ли предугадывать, то ли влиять на развитие событий в жизни.

Ничего не изменилось с того момента, как дедушка Миша пожертвовал всё, что у него было, молодым коммунистам. Работал он половина на половину. Половину на государство, половину на себя. В России, несмотря на страх перед ОБХС (это не КГБ), существовала теневая экономика. Все бывшие нэпманы, которых не сослали, продолжали «крутиться».

Дедушка снова был богат. И хоть шубу бабушке справили из каракуля (не колоть глаза), она умудрялась нанимать женщин, которые стирали и убирали у неё за вёдра с яблоками и сливами, которые росли в саду.

Мне неизвестно, что ещё включал в себя бабушкин бартер, но она снова со свойственной ей заносчивостью шла по жизни, высоко задрав голову.

Снова они с Соней бегали по модисткам и шляпницам и на собачьи выставки. Ничего не менялось.

В начале тридцатых на Украине начался голод. Что бы и кто не говорил, сколько бы не спорили историки с разных сторон политического спектра, голод являлся результатом политики большевиков, которая называлась «раскулачивание». Они уничтожили фермеров, их скот, семена и отобрали земли. Они достигли равенства нищих и голодных, очевидно, того, к чему стремились. Похоже, что подобное равенство они считали коммунизмом.

Именно в этот период случилось невероятное, невозможное, неслыханное – бабушка забеременела. В 1933 году, в мае, Клара родила сына. Мальчика назвали Ильёй.

Рожала она тяжело, мучилась четыре дня. Дедушка и ещё девять мужчин, которые сменяли один другого, молились (в родильное отделение посетителей не пускали) о здоровье роженицы и младенца. Дедушка не ел, не пил, не спал, не отрываясь от молитвенника. Он почернел, впал в некое странное состояние прострации, когда ты с трудом понимаешь, что происходит вокруг тебя, как будто время остановилось. Ему казалось, что он слышит душераздирающие вопли своей жены и в то же время успокаивающий голос матери с того света.

– Не волнуйся, – говорила, улыбаясь, мать. – Плод очень крупный, но она разродится.

Дедушка верил своей матери, она была повивальной бабкой.

– Помоги, помоги, – умолял он её.

Наконец прибежала санитарка из больницы и сообщили, что родился мальчик, мать и младенец чувствуют себя хорошо.

Дедушка потерял сознание. Его привели в чувство. Он выскочил и побежал, как заправский марафонец, в роддом. К счастью, пришлось бежать километра два, не больше.

Ребёнок родился крупный – 4,2 килограмма. Внешне он был копией своей матери – смуглый, с копной чёрных кудрей, торчавших во все стороны.

Когда ему было полгода, мать не могла удержать его на руках.

С того момента как он начал ходить, бабушка и десятилетняя Полина целыми днями бегали за мальчиком, стаскивая его с деревьев, доставая изо рвов, выгребая мальчишку из погребов, неизвестно откуда взявшихся ям.

В пять лет он бегал так быстро, что бабушка не могла за ним угнаться. Он мог уйти из дому, и вся улица отправлялась на поиски.

Бабушка говорила, что у неё родился не ребёнок, а дибук. «Дибук» в переводе на русский означает злого духа, который проникает в тело своей жертвы, овладевает её душой, и заставляет делать странные и страшные вещи. Это тот дух, которого пытаются изгнать с помощью экзорцизма. Но когда о ребёнке говорили «дибук», имели в виду, что это сорвиголова; озорной, непослушный, неподвластный и сверхэнергичный отпрыск.

Больше детей ни она, ни дедушка не хотели. Дедушка говорил, что ещё таких четырёх дней он не переживёт.

Бабушка говорила, что такого ребёнка она физически не выдержит и вытянется где-то по дороге в погоне за мальчиком. Кроме того, у них была старшая дочь – Полина. Двоих детей достаточно.

Когда папе исполнилось шесть лет, ему купили пианино, взяли частную учительницу. Один урок состоялся. Перед вторым он исчез. Его долго не могли найти. Он три дня торчал где-то в хлеву у соседей-украинцев, игрался с их детьми, которые воровали для него кусочки хлеба с маргарином, посыпанные сахаром. Наконец его обнаружили хозяева хлева. Больше его музыке не учили.

С ним невозможно было пройтись по улице. Он моментально вскарабкивался на самые высокие деревья. И пока бабушка с Полиной шли по тротуару, он, как обезьяна, перепрыгивал с ветки на ветку.

Илья боготворил своего отца и старался изо всех сил не огорчать его. Тот никогда не наказывал его, никогда не тронул пальцем, а только защищал. Когда соседи приходили жаловаться, что мой папа набросал яиц в их дымоход, дедушка отвечал просто: «Это не он». Разбил стекло в окне? Не он. Выпустил кроликов с клетки на волю? Не он. На всё был один ответ: «Не он. Не он. Не он».

Папа панически боялся уколов. Ему не удалось сделать ни одну прививку. Его невозможно было удержать силой. Уже в школе директор дал приказ его соученикам держать мальчика, чтобы медсестра смогла ввести ему вакцину. При виде иглы, приближающейся к телу, паренёк вырвался и выпрыгнул с третьего этажа через закрытое окно.

В доме и во дворе жили кошки, собаки, ёжики, кролики. Каждый раз бабушка обнаруживала новое животное. Пирожки, масло, сметану, колбасу он скармливал бездомным животным; хлебные крошки – птицам. Чуть повзрослев, он начал разводить голубей на крыше швейной фабрики. Это было трёхэтажное здание. Бабушка боялась, что он свалится, полетит следом за своими питомцами. Она тщетно бегала за ним.

Дедушка не только никогда не наказывал его, но и никогда не корил, не упрекал, не читал нравоучительные морали. Дедушка его просто любил до безумия – сын устраивал его таким, каким он был. Папины выходки, как прежде жены, приводили дедушку в умиление. Когда папа начал заниматься гимнастикой, во дворе был сооружён турник, в коридоре – шведская лестница.

Дедушка так же относился к приёмной дочери – Полине. Она получала всё, что её душе было угодно, хотя её душе мало что было угодно. Девочка любила читать. Её библиотека и куклы занимали отдельную комнату. Биологический отец давно переехал со второй женой в Киев. Со временем у них родилось трое сыновей.