Анатолий Розеншильд фон Паулин - Дневник: Воспоминания о кампании 1914–1915 годов

Весь разговор продолжался на ходу 3 минуты. Он просил ехать скорее и подтянуть дивизию, так как она находилась до этого в несоответственных руках. Тут же на вокзале заведующий передвижением обещал мне купе, и я на следующий день, 1 июня вечером, выехал в Ригу. Про Ренненкампфа много слышал от Чагина, на двоюродной сестре которого был женат Ренненкампф. Он, в общем, хвалил его и говорил, что он отлично знает военное дело и требует только сущность решительных действий. Другие говорили, что Ренненкампф очень пристрастный человек и особенно, что он любит всякие подарки, угощения и вообще взятки чем бы то ни было, причем не отгоняется ничем. Это навело меня на тяжелые размышления, так как я такими делами не занимаюсь. Все это, к сожалению, оказалось правдой. Тут же узнал, что отношения между Ренненкампфом и начальником штаба округа Милеантом очень натянутые и что дело от этого сильно страдает.

2 июня утром я приехал в Ригу. По дороге обдумал все и составил программу, чтобы все произвело наилучшее впечатление. Я ехал с восторгом, так как давно мечтал командовать дивизией. Все меня интересовало, по каждому вопросу у меня была намечена идейная цель. За отсутствием свободных комнат я остановился не в «Римской гостинице», а в «Империале», на площади у собора [5] Собор – имеется в виду Домский собор, кафедральный собор Риги и главная его достопримечательность. . По дороге восхищался красивыми бульварами, и мне вспоминалась прежняя моя жизнь в Риге в 1889–1892 гг., когда я служил здесь в штабе корпуса. В гостиницу тотчас прибыл за отсутствием начальника штаба дивизии Генерального штаба капитан [6] Капитан Генерального штаба – капитан, причисленный к Генеральному штабу. Офицерами Генерального штаба называли офицеров, окончивших Императорскую Николаевскую военную академию (до 1909 г. называвшуюся Николаевской академией Генерального штаба) и причисленных к Генеральному штабу. Как правило, такие офицеры проходили службу в качестве штабных офицеров в армейских частях и соединениях, при этом они числились в списках чинов как по Генеральному штабу, так и по тем частям и соединениям, где служили. Бучинский, от которого я узнал некоторые сведения и передал ему приказания по поводу моего прибытия в лагерь на следующий день утром для приема дивизии. Командир корпуса генерал Смирнов находился в отпуске, а за него временно командовал корпусом бывший начальник 29-й пехотной дивизии генерал в отставке Архипов, который продолжал жить в доме начальника дивизии в лагере и занимал весь его нижний этаж. По прибытии в лагерь явился ему, причем он встретил меня недружелюбно и произвел крайне плохое впечатление. Тут же сказал, что вследствие вывиха ноги останется еще несколько дней в этом помещении, так как пользуется советами одного из полковых врачей. После этого мне представились в штаб дивизии все начальствующие лица дивизии, а после завтрака, организованного тут же, мною произведен парадный объезд лагеря, который закончился молебном в лагерной церкви и представлением всех офицеров. Не могу не упомянуть здесь, какой несчастной приметой ознаменовалось мое прибытие в лагерь, о чем я узнал только здесь, в Торгау.

Когда генерал Орел ехал встречать меня на вокзал в лагерь в лучшем из полковых экипажей и подъезжал уже к платформе, внезапно сломалось колесо, и когда начали его тут же чинить на скорую руку и затем попробовали ехать дальше, то сломалось и второе колесо. Между тем до поезда оставалось только несколько минут, и генералу Орлу с трудом удалось вытребовать с небольшим запозданием другой экипаж.

Начальником штаба дивизии был полковник Николай Павлович Ефимов – это тип малоспособного, измельчавшего на штабной работе офицера Генерального штаба, к тому же совершенно не полевого, с привычкой много спать и чрезмерно есть. Полевую службу Генштаба знал плохо, неохотно отрывался от канцелярии, был человек нерешительный и с развитым духом противоречия. К тому же, как оказалось в походе, стоило мне или кому другому лишь принять какое-нибудь решение, чтобы он тотчас не начал перечислять тысячи страхов, вследствие которых будто бы ничего не выйдет или все рухнет, но на замену со своей стороны ничего не предлагал. Бывало, в самую критическую минуту, когда требуется полное спокойствие, он начинал волновать неуместными опасениями и волнение это передавал чинам штаба, меня же заставлял делать большое усилие, чтобы сохранять беспристрастное отношение к делу.

Говорил скоро, невнятным языком, что усугубляло плохое впечатление. Ни в каком деле он не разбирался авторитетно и обстоятельно и только неизменно очень удачно избирал места для тыловых учреждений дивизии. Организаторские способности были настолько слабы, что даже не всегда можно было понадеяться на его распоряжения по размещении штаба дивизии. Во всем надо было вечно самому отдавать приказания, применять понукания, проверять и проч.

Старший адъютант штаба дивизии Генерального штаба капитан Борис Иванович Бучинский – крайне ограниченный и изнеженный человек, к тому же большой сибарит. Медлителен во всем, крайне не энергичен и осторожен, а на поле сражения трус. Не только не мог подать какого-нибудь совета, но не в состоянии был толково передать приказания. По телефону говорил взволнованным, запуганным голосом. В бою терял сознание после первой разорвавшейся вблизи шрапнели. Вообще пользы от него было мало.

Старший адъютант штаба дивизии по инспекторской и хозяйственной части капитан П. П. Корчагин – крайне честный и добросовестный человек, но глупый и невероятно медлительный.

Дивизионный интендант подполковник Каменский – крайне хитрый человек, не пользовавшийся любовью в дивизии, вел дела, по-видимому, осторожно и недурно, но не мог доложить кратко самого простого вопроса. С ним пришлось мало иметь дела, так как он в поход не пошел.

Дивизионный врач Покровский ничего не понимал и ничего не делал. В походе думал только о том, как бы пристроиться к лучшей квартире. Когда приносили раненых, то он никакого участия не принимал и не только, каналья, сам ничего не делал, но допускал до того же безобразия и старшего врача дивизионного перевязочного пункта.

Командир 2-й бригады генерал-майор Алексей Андреевич Орел – насколько я мог убедиться за время краткой совместной службы— был человек крайне добросовестный, старательный и с любовью относящийся к делу, к тому же не упускающий случая поучиться и ознакомиться с каким-нибудь отделом обучения, ему мало знакомым. Всякое поручение он исполнял охотно и не нуждался в проверке. Был сдержан, воспитан и дисциплинирован. С командирами полков был в отличных отношениях и следил за обучением в своей бригаде. Но обладал слишком мягким характером и недостаточной настойчивостью и строгостью, вследствие чего его требования не всегда выполнялись. Во время первого наступления в Восточную Пруссию он безотлучно был при своей бригаде, причем проявил большую выносливость и отличные полевые достоинства. В боях был лично храбр, хладнокровен и распорядителен, но не всегда достаточно настойчив. Во время первого отступления из Восточной Пруссии 21 августа 1914 г. генерал Орел отбился от Вяземского полка, при котором находился, и был взят в плен вблизи Волковышек.