Полина Жеребцова - Муравей в стеклянной банке. Чеченские дневники 1994–2004

– Ты, Лена, с ума сошла?!

И мне сказала:

– Почему ты к нам не прибежала? Мы бы тебя спрятали!

Теперь я надела большой платок. Иначе все дети будут смеяться и обзывать меня.

19.03.

Мы ходили за водой. Труба далеко за садами, где речка Нефтянка. Были дети, женщины. Все с ведрами, бидончиками. Там иногда сильно стреляют из автоматов, мы падаем и лежим.

Мама не простила из-за коптилки. Когда много детей было, она подошла и стащила с меня платок. Сказала:

– Вот как я ее наказала! Теперь она лысая и страшная, потому что была неаккуратна и огонь попал на пол!

Все дети смеялись. Стали говорить: «Лысая башка, дай кусочек пирожка» – и хохотали. А я стояла и плакала. И кажется, что мне лучше умереть, чем жить. Зачем я живу? Поля

20.03.

Сегодня день рождения. Мне десять лет!

Я в большом платке, и видно только лицо, как у матрешки. Мама подошла, обняла меня и сказала:

– Я погорячилась, наверное. Вот возьми! – и сунула немного денег. – Это тебе на мороженое! – сказала она.

И пошла по делам. А я сижу и думаю, что мне не нужны эти деньги. Мне ничего не нужно. Она не любит меня. Никто не любит.

Пришли тетя Валя и Аленка. Принесли старое варенье из абрикосов. Это – подарок.

02.04.

Мы ходили на консервный завод. Это далеко. Нужно идти пешком часа четыре. Я, мама, Аленка и тетя Валя.

Там можно взять кабачковую икру. Срок годности истек. Но есть можно, если пережарить. Все носят и едят. Там тысячи банок!

Мы шли через дома и сады туда. Там были сотни людей и корреспонденты. Иностранцы. Они говорили на непонятном языке. Мама сказала, они из Англии и Франции. Эти дяди дали мне и Аленке конфеты! Настоящие! Шоколадные! И ушли. Они что-то фотографировали. А мы сразу все конфеты засунули в рот и съели. О, как вкусно!

Мама и тетя Валя взяли много банок икры. Мы будем обжаривать ее на сковороде!

Но было и страшно. Когда мы шли туда, есть дорога, где едут машины. Эта дорога недалеко от консервного завода. Там лежал человек. Не человек, а такой черный скелет. Немного одежды. Лицо и руки скушали собаки. И середину поели, но не совсем. А рядом сгоревший танк. И больше не было трупов.

Мама и тетя Валя отвернулись и прошли мимо. А я и Аленка остановились. Мы смотрели. Я видела его ребра. Они такие были странные, и куски одежды приклеились вроде. Мама и тетя Валя давай на нас орать.

Мы побрели дальше. Потом я Аленке говорю:

– Вдруг он зашевелится?

Аленка завизжала.

Обратно не хотели идти той же дорогой, но пошли. И опять я не испугалась. Посмотрела – лежит. Все ходят мимо, а он – лежит. Собака подошла, понюхала. Мы отогнали ее палкой.

Решила звать его Танкистом. Он погиб, сгорел в танке. Он русский. Где его друзья? Почему он лежит на дороге?

06.04.

Ох и страшный сон! Танкист приснился. И вроде он мертвый – весь черный, горелый, – а живой! И шевелится. Ползет куда-то. Я кричала. Маму разбудила. Мама опять дала подзатыльников.

09.04.

Были на «Березке». Там очередь была. Дали коробку с красным крестом. Гуманитарная помощь.

Я принесла домой. И вижу – сыр. Я так сыра хотела! Отрезала кусочек. Пожевала. И фу… Это оказалось мыло. Я есть хотела, думала, сыр. Мама открыла консервы. Это тушенка. И мы ели ее из банки ложкой.

11.04.

Пыль. Воняет непонятно чем. Стреляют. Всё война. Опять ходили на консервный завод.

Икру едим. Противная, гнилая. Но тетя Валя жарит ее на сковороде с маслом, и ничего. Можно макать лепешку и есть. Я ждала, когда мимо Танкиста пойдем.

Мама и тетя Валя прошли быстро. И Аленка с ними. Я картонку тащила, чтобы его накрыть. Нашла коробку, разломала, чтобы длинная картонка была. А его нет нигде. Смотрю, а в канаве! Кто-то с дороги в канаву спихнул. Мимо машины едут, люди идут с тачками за икрой кабачковой, а он в канаве лежит. Бедненький! Собаки ножки доели. Вкусно, наверное. Остались только ребра да кости. Страшно смотреть. Но я решила накрыть картонкой.

Мама увидела, как закричит:

– Дура! Дура! Иди оттуда!

Я не знала, что делать, но картонку вниз бросила. Чуть промахнулась. Мама подбежала, за руку схватила. Кричит:

– Собака картонку не снимет, думаешь?! Не трогай и не смотри!

И обратно мы этой дорогой не пошли. Прости, Танкист.

Поля

15.04.

Мы с мамой ходим на базар «Березка». Продаем дедушкины удочки. У дедушки было много удочек. Он был рыбак! На Волге рыбачил. Дядьки покупают. Рыбу будут ловить. Мы покупаем рис, макароны.

Иногда стреляют. Недавно был такой взрыв! Взорвали солдат в машине на остановке. А другие солдаты стали стрелять. И все бежали. Падали. Товар бросили. Мы забежали к одной тете в дом и там в сарае сидели. Потом пошли домой. Еще долго стреляли. Я и мама лежали на траве, и я все думала, прилетит мина или нет. Но не прилетела.

Домой пришли, а там Аленка, Васька, тетя Валя и тетя Дуся. Они слышали взрывы, сидели в коридоре. За нас молились, чтобы нас не убило. Спасибо!

23.04.

Пасха!!!

Я болею. Меня тетя Валя угостила котлетами, и теперь болит живот. Я лежу.

Тетя Дуся и тетя Валя напекли печенье. Приходил сосед – дядя Валера. Принес яблоко. А Васька принес в подарок конфету!

26.04.

Удалось поесть. Мама ходила в центр города. Там бесплатно раздавали хлеб с машин. Какие-то добрые люди, не военные. Все становились по два-три раза в очередь. И брали три-четыре булки. Мама взяла нам и старикам из нашего подъезда. Они ходить не могут. У них ноги болят.

Мы с Аленкой играли в куклы. Мы решили, что будем сестрами и не расстанемся.

15.06.

Я хожу в школу. Раньше это был детский сад, а теперь школа. Она из красного кирпича.

Мою школу № 55 разбило. Остался черный остов. Много людей погибло в подвале. Бомба упала. И другую мою школу, № 32, разбомбили. Там документы сгорели. Но мои бумаги нашлись. Учительница их дома спрятала.

Дети в школе обижают. Обзываются. Один мальчик спросил:

– Ты русская?

Я сказала:

– Да.

Он дал мне пощечину. Я не знаю этого мальчика. Он не из моего класса. Дети обзываются на меня и других нечеченцев: дохлый Ельцин, Исусик, гъаски хак (русская свинья). Что мы сделали плохого?

Эти дети из России приехали – они тут на войне не были, как мы. Теперь говорят:

– Всё тут наше. Наша земля. Всех русских убить!

В класс я одна не хожу. Меня бьют. Одежду рвут, за волосы таскают. Я учителя жду. Только с ним захожу в класс. А до этого за дверью стою. Прячусь. Или в туалете закрываю дверь на замок. Мои тетради порвали. Анжи это сделала. Она взяла и порвала. Аслан и Милана меня держали, а Расул меня ногой бил в живот. Я одна в нашем классе, кого считают русской.

17.06.

Забыла написать: зимой умерла бабушка Аленки. Бабушка Римма была строгая. Аленку любила. Ее хоронили на поляне у дома. Бабушка Римма мерзла в войну. Голодала. Она парализованная была.