Айседора Дункан - Моя жизнь. Моя любовь

– Да, я приеду в Россию и буду учить ваших детей, если вы мне дадите ателье и все нужное для работы.

Ответ был положительный и в один прекрасный день я очутилась на пароходе, направлявшемся по Темзе из Лондона в Ревель, откуда я должна была ехать в Москву. Перед отъездом из Лондона я зашла к гадалке, которая сказала: «Вы едете в далекое путешествие. Вас ждут странные переживания, неприятности. Вы выйдете замуж…»

Но при слове «замуж» я прервала ее слова смехом. Я? Я всегда была против брака и никогда не выйду замуж. «Подождите, увидите», – возразила гадалка.

По пути в Россию я чувствовала то, что должна испытывать душа, уходящая после смерти в другой мир. Я думала, что навсегда расстаюсь с европейским укладом жизни. Я верила, что идеальное государство, каким оно представлялось Платону, Карлу Марксу и Ленину, чудом осуществилось на земле. Со всем жаром существа, отчаявшегося в попытках претворить в жизнь в Европе свои художественные видения, я готовилась ступить в идеальное царство коммунизма. Я не взяла с собой туалетов, так как в своем воображении должна была провести остаток жизни, одетая в красную фланелевую блузку среди товарищей, одинаково просто одетых и преисполненных братской любовью. По мере того как пароход уходил на север, я с жалостью и презрением вспоминала старые привычки и основы жизни буржуазной Европы, которую покидала. С этого времени я должна была стать товарищем среди товарищей и выполнять обширную работу для блага человечества. Прощай неравенство, несправедливость и жестокость старого мира, которые сделали создание моей школы невозможным.

Когда пароход наконец бросил якорь, сердце мое сильно забилось. Вот вновь созданный прекрасный мир! Вот мир равенства, в котором осуществилась мечта, родившаяся в голове Будды, мечта, прозвучавшая в словах Христа, мечта, являвшаяся конечной целью всех великих художников, мечта, которую Ленин великим чудом воплотил в действительность… Я вступала в эту жизнь, чтобы мое существование и работа стали частью ее славных обетований.

Прощай, Старый Мир! Привет тебе, Мир Новый!

Айседора Дункан умерла, не успев закончить свои мемуары. Трагическая смерть не дала ей возможности написать, может быть, самую яркую часть ее «Исповеди», рассказывающую о последнем периоде ее жизни. Краткому описанию этого периода жизни Дункан мы посвящаем настоящую дополнительную главу.

Приглашение советского правительства застало одинокую стареющую женщину, разочарованную в своих надеждах, только что пережившую потерю любимого человека, променявшего ее на одну из ее незначительных учениц. Именно в такой момент ее застало приглашение выполнить задачу огромного масштаба: ей показалось, что приглашение в советскую Россию открывает перед ней новые перспективы освобождения человеческого духа, дает возможность создать невиданные дотоле формы искусства в жизни. Она приняла призыв отправиться в Россию в надежде и вере, что вот наконец она завершит дело всей своей жизни: создаст школу, о которой мечтала в течение стольких лет. С русским народом она чувствовала себя связанной с того момента, когда 16 лет тому назад она впервые приехала в Петербург и, когда, проезжая ночью по улицам невской столицы, встретила процессию призраков – рабочих, одетых в черные рубахи, отцов и матерей, провожавших своих сыновей; жен, провожавших мужей и детей, провожавших братьев к месту их вечного упокоения. Первое впечатление Дункан от России – похороны жертв 9 января – как знает читатель, оставило неизгладимое впечатление и, казалось, действительно привязало ее к русскому народу.

Быстро приняв решение, она отправилась в Лондон, совещалась там с советским полпредом об условиях своего переезда в Россию и затем двинулась в путь. На этот раз ее встретила другая картина. Вокзалы были украшены красными знаменами, по улицам двигались толпы рабочих, окна были усеяны людьми, следившими за движением бесконечных уличных процессий. Советское государство в это время начинало освобождаться от оков военного коммунизма. Города стали оживать. Советское правительство предоставило Айседоре Дункан дворец Балашова на Пречистенке. Мебель этого дворца сверкала золотом и отливала парчой и шелком, а в зимнем саду цвели пальмы и кактусы. Айседора начала знакомиться с жизнью новой Москвы, посещала театры, смотрела революционные пьесы и с интересом вдыхала веяния советской жизни.

Со всем пылом своей мятущейся души отдалась она организации школы. Ее сердце счастливо билось, когда она видела, как из грубых и недисциплинированных детишек рабочих она, подобно скульптору, создает фигуры, двигавшиеся с поразительным музыкальным ритмом. А сама она в то же время работала над хореографическим воплощением лозунгов коммунистической революции. Она танцевала идею красного знамени, гимн 3-го Интернационала и песни пионеров и комсомольцев. Едва ли не самым счастливым днем ее московской жизни был тот день, когда она вместе со своими воспитанницами впервые приняла участие в публичной манифестации. Аплодисменты, которыми было награждено это выступление, казалось, дали ей больше, чем рукоплескания публики премьер Нью-Йорка, Парижа и Лондона.

Увы, это настроение продолжалось недолго. Мало-помалу она стала замечать, что переполненные залы московских театров стали проявлять гораздо больший интерес к тем вечерам, когда танцевала в газовых пачках Гельцер, чем когда выступала «босоногая» Дункан…

С первого же дня приезда в Москву Айседора Дункан окунулась в общество артистов, художников, поэтов и музыкантов, явившихся проповедниками нового искусства. Она стала посещать рестораны и кафе, в которых концентрировались представители революционного искусства всех направлений и где каждый из них наперебой старался посвятить ее в тайны футуризма, кубизма, имаженизма, динамизма, беспредметного экспрессионизма и супрематизма… Она слушала стихи «новейших поэтов» и сначала восторгалась новизной того, что ей преподносили, а затем стала постепенно остывать. Из всей галереи лиц, мелькавших перед ней, она отнеслась с симпатией только к одному лицу. Среди этих аффектированных, фальшиво звучащих голосов до ее слуха донесся только один, казавшийся ей непосредственным и искренним, голос. Это был голос Сергея Есенина, «мужицкого поэта», которого Айседора встретила на вечере у художника Московского камерного театра Якулова. Айседора появилась там около часа ночи в разгар оживленного спора о революционном искусстве. Она приехала в красном шелковом хитоне и, войдя в зал, усталым взором обвела присутствующих. В углу на низкой софе она увидела кудрявую голову блондина, юноши поразительной красоты, смотревшего на нее странными, блистающими желтоватым отливом глазами. Она неживыми шагами направилась к дивану. Через некоторое время она лежала на софе, а у ее ног сидел Есенин. Айседора гладила его локоны и шептала нежно и восхищенно: «Золотая головка». Это были, пожалуй, едва ли не единственные слова, которые Айседора Дункан могла произнести по-русски. Присутствовавший при этой сцене близкий друг Есенина, писатель Мариенгоф, в своем «Романе без вранья» рассказывает, как губы Айседоры Дункан попеременно то целовали губы Есенина, то восторженно шептали два других русских слова: ангел и черт. В четыре часа утра Айседора и Есенин поднялись с места и по молчаливому соглашению вместе уехали от Якулова.