В. Фролов - Андрей Пастухов. Кто он?

С тем он и вернулся в родной Деркул в марте 1875 года, после того как ему выдали диплом об успешном окончании курсов и назначение писарем 2-го класса в ту же канцелярию.

– Ура! – вопреки всякому порядку порядочного учреждения крикнул первым увидевший входящего Андрея его дружок по службе. – Пастухов явился, аки Христос.

– Спасителя из него не получится, а погубить кого-нибудь из нашего брата ему придется, – не преминул мгновенно съязвить другой писарь, которому не удалось поехать в Санкт-Петербург.

– Во-первых, господа, здравия желаю, – сдержанно улыбаясь, сказал Андрей. Заметив в общем-то благосклонное к себе внимание, он осмелел, пожимая протягиваемые ему руки.

Пастухов был искренне рад такой встрече сослуживцев, которая показала, что он останется для них тем же товарищем и не будет вызывать обиды с чьей-либо стороны. Сам он не имел ни к кому из них каких-либо претензий.

На шум из своего закутка вышел штабс-капитан в, собираясь сделать выговор за беспорядок в служебное время. Увидев подходившего к нему с намерением доложить о прибытии Андрея, он не удержался от доброжелательной улыбки и, выслушав рапорт, крепко пожал тому руку и поздравил с прибытием и назначением.

– Теперь с тебя, Андрюша, приходится, – улыбаясь в густые усы, сказал старый унтер-офицер, когда штабс-капитан возвратился к себе, и, обняв молодого друга, поцеловал его.

– За мной дело не станет, – в тон ответил Андрей.

Весна в том году выдалась ранняя. Глубокая синева неба, оттеняемая серо-белыми барашками редких облаков, до самого горизонта охватывая степь, дышала на еще влажную землю потоком солнечных лучей, выбивающих ярких светлячков из капель росы, провожающих утро.

В свободный от службы день Андрей спозаранку, как бывало в детстве, бежит в степь, к сверкающей ленте Деркула. Вот она, ширь степная, бесконечная для мысли и дел. Что может быть для человека более прекрасным и желанным?

В такой день в степи ни о чем другом, кроме того, что видишь вокруг, думать не хочется. Далеко, в тумане расстояния и времени остался прекрасный, величавый Петербург, да и не он владеет мечтой Андрея, просторы родины влекут его к себе. Теперь у него есть положение, хороший заработок. Как бы рада была мама, если бы он мог с ней поделиться своими мыслями о желанном будущем! Она всегда любила, когда он говорил ей об этом еще тогда, в детстве.

В Надиной семье он не чувствует себя одиноким, он хороший помощник. Приходила Ксюша. Как радовались они этой встрече! Только от Алеши так и не было вестей, совсем оторвался от своих. Каково ему там одному?

Мечты, мечты, а завтра с утра снова канцелярия и бесконечные бумаги. Чего же мечтать-то?

– Ну что, мечтатель? – спрашивает писарь Петрушка, положив на плечо руку. – Снова за книжки взялся?

– Знаешь, что мне однажды сказал один умный человек? – глядя на товарища снизу вверх, проговорил, растягивая слова, Андрей.

– Умный умному ничего не скажет, – рассмеялся над своим каламбуром Петрушка. – Надо своим умом жить. Понял?

– Как не понять, – улыбнулся Андрей, – но только я понимать стараюсь и тебя, и того, о ком разговор начал.

– Ну ладно, – снисходя до внимания, протянул Петрушка, – поведай тайные слова твоего умника.

– Говорил мне тот человек, что благодаря книжкам любую мечту в жизнь претворить можно, а говорил это мой старый учитель, который, между прочим, учил уму-разуму и еще кое-кого, – спокойно и твердо, глядя в глаза Петрушки, сказал Андрей.

– Андрейка! Ты снова корпишь над книжками, – смеясь, тараторила вбежавшая в хату соседская Анютка. И, закрыв ему учебник по алгебре, тащила за собой, схватив за рукав: – Кончай, а то заучишься!

– Ладно, иду, дай книжки собрать, – сдаваясь, говорил он, и, смеясь, они бежали на майдан, большую площадь в центре поселка, где в те дни были установлены карусели и тешили народ какие-то приезжие скоморохи.

Надюшка давно подтрунивает над братом, что сохнет о нем девка, все уши прожужжала, уж какая она прехорошая да работящая. Да и ему она нравится.

«А что! Кто говорит, что она плохая? Хорошая дивчина. Но это немножко позже. Вот выучусь, и тогда погуляем на славу. И женимся», – думает Андрей.

Весной 1876 года, в апреле это было, хорошо помнит Андрей, в канцелярию зашел офицер, не похожий на коннозаводских, поздоровался с писарями и спросил, где можно найти начальника.

– Ваше благородие, – обратился унтер-офицер к прибывшему, – господин штабс-капитан скоро будут.

И, выдвинув из-за стола свободный стул, предложил сесть.

– Благодарю, ветеран, – почтительно сказал офицер, поудобнее устраиваясь на скрипучем стуле. – Не посчитайте за назойливость, но осмелюсь полюбопытствовать, где проходила ваша, видать, долгая, служба?

– Если любопытствуете, то и я осмелюсь, – отвечал унтер, как-то приосанившись и обведя глазами писарей, прекративших работу. Ему хотелось показать, что его возраст и заслуги перед царем и отечеством заслуживают почета и внимания и не таких молокососов, как они, а даже незнакомого капитана. Тот тоже не очень молод, а вот заметил его сразу и перед всеми выделил, что редко бывает. – Я, ваше благородие, не всегда в писарчуках ходил.

Испросив позволения сесть, он продолжал:

– Пришлось во многих делах побывать, и все на Кавказе.

– На Кавказе? – переспросил капитан. – Вот счастливец, а я всю жизнь о Кавказе мечтаю и никак не попаду туда. Прости меня, что перебил тебя, отец, говори дальше о своей службе.

– Пришлось принять участие в баталиях с турками за Кавказом, под началом генерала Николая Николаевича Муравьева в 1855 году довелось воевать с горцами Шамиля под аулом Веден, а потом с апшеронцами в Гунибе пленили его, – закончил унтер рассказ.

– Богата твоя служба, похвально! Скоро, наверное, и на отдых идти надо будет? – спросил капитан.

– Да… – хотел уточнить унтер-офицер, но в это время в канцелярию вошел штабс-капитан, и унтер, обращаясь к нему, доложил, что его ожидают.

Приезжие офицеры – не редкость на конезаводе, никто из них мимо канцелярии не пройдет, а этот офицер какой-то другой, не кавалерийский. Интересно было бы узнать, по какому делу прибыл этот.

– Господа! – обратился штабс-капитан к писарям, выходя из кабинета в сопровождении чужого офицера. – Вы в поселке всех жителей, наверное, знаете и, может быть, подскажете, у кого свободная комната в хате есть?

Оказалось, что это дело простое, и вскоре капитан вышел из канцелярии в сопровождении паренька-рассыльного.

Андрей не мог отвлечься от мысли, что и этот офицер тоже о Кавказе мечтает. Через несколько дней, идя домой, Андрей увидел на перекрестке улиц того офицера. Он стоял, склонившись над столиком с тремя тонкими ножками, и что-то писал или чертил на нем. На столике стоял какой-то прибор. День клонился к вечеру, но солнце еще ярко светило, и от него-то офицер прикрывался большим парусиновым зонтом, который придерживал на воткнутой в землю палке один из солдат, окружавших работающего. Вокруг военных сновали вездесущие ребятишки, и капитан нередко должен был давать солдатам указание, чтобы те отбивали «натиск» слишком любопытной толпы малышей.