Андрей Жариков - Полигон смерти

Весна 1956 года принесла большие хлопоты. Срочно готовились площадки к испытанию какой-то новой бомбы. Что за «изделие», какие результаты можно ожидать — как и всегда, нам не сообщалось.

В программе все расписано: что и в каком количестве выставлять. Утвержденная в высших инстанциях программа — основание для выделения материальных средств. Благо, что строить ничего не надо — уже некогда. На полигон стали прибывать специалисты.

Продовольствие, горючее, вещевое имущество и снаряжение предусматривалось разместить в земляных котлованах и на поверхности. Готовились три площадки, одинаковые по содержанию объектов. Одна близко к эпицентру, другие через пятьсот и тысячу метров.

Весь день после первомайских праздников я был занят получением подопытного имущества на складах. Мне помогали два солдата — Петр Зятиков и Иван Логинов. Я поручил им везти на машинах имущество на «Ша» и ждать меня там.

Едва успел переодеться, как ко мне прибежал Зятиков и доложил, что их с Логиновым не пропускают через КПП. Что еще за новость? Я позвонил в штаб. Трубку взял полковник Князев:

— Поедешь завтра. Сегодня ждем «невесту». Она уже на подходе. Всюду особая охрана. Окажешься случайно на пути, заподозрят неладное и, не дай Бог, пристрелят. У них такое право имеется.

«Невесту» везли ночью, и мне не удалось увидеть, как ее транспортируют.

Завозили на Опытное поле, как и в прошлом году, всевозможные агрегаты, машины, хозяйственно-бытовую технику, вещевое имущество и почти все, чем питается человек. Получили и оборудование для солдатских столовых, белье, ткани различной расцветки и даже часы. Интересно, не влияет ли на ход часов радиоактивность? Кстати, часы не боятся атомного взрыва, идут себе в кармане обгоревшего, сильно зараженного и отброшенного на несколько метров взрывной волной обмундированного манекена.

Хозяйственники полигона опять просили меня забрать у них все, что захламляло складские помещения. Для них оно лишнее, а мы пополняли бракованным имуществом свои площадки и получали дополнительные данные для научных исследований.

Начальник продовольственной службы полигона попросил списать несколько походных термосов, в которых на фронте доставляли на передний край горячую пищу. По секрету сказал:

«Улетая в Москву, гости просят живой стерлядки. А ее удобно перевозить в термосах. Берут и, к сожалению, не возвращают…»

Пришлось уважить просьбу. Да и то ведь сказать — побитые самолеты списываем одним росчерком пера.

«Невеста» благополучно прибыла на свое ложе, и на поле началась горячка подготовка площадок, размещение приборов, аппаратуры.

Летом на полигоне очень жарко. В тени за тридцать градусов. В выходные дни офицеры с семьями отдыхали на берегу Иртыша. Любимым местом были небольшая тополиная роща и поросшая кустарником низина за нашими огородами, ближе к забору из колючей проволоки. Дальше ходить не разрешалось, да и берег реки вверх по течению был голый.

Отдых омрачали комары и мошкара. На песчаном пляже не поваляешься в свое удовольствие. За несколько минут все тело покроется от укусов гнуса беловатыми волдырями, вызывающими сначала боль, а потом неугомонный зуд.

Солдаты делали себе маски из пеньки, пропитанной дегтем, а офицерам выдавали по маленькому флакончику диметилфтолата. Это единственная жидкость, которая надежно отпугивала кусачую мошку.

На берегу я встретил нашего подрывника подполковника М.К.Шевчука.

— Приглашаю тебя завтра на интересное зрелище, — сказал он. — Взорвем сразу кучу тонн тротила, приезжай к десяти часам.

Выехал на Опытное поле вместе с Горячевым. Для меня, никогда не видевшего подобного взрыва, это действительно было лишь зрелище. Но специалисты, выставившие макеты защитных сооружений, прибористы и военные медики проводили свои исследования. С замиранием сердца мы наблюдали с расстояния не менее километра, как смелый мастер пиротехники что-то там делает — то на самой верхушке целой пирамиды взрывчатки, то внизу, потом бежит к машине, тащит что-то, потом опять лезет на самый верх… Малейшая ошибка — и может произойти непоправимое, и от подрывника ничего не останется. От этой мысли словно иголочками покалывает спину.

На наблюдательном пункте собралось человек двадцать. Я почувствовал себя совсем лишним человеком, когда к НП подъехал на машине незнакомый мне пожилой полковник. Начальник полигона, не стесняясь в выражениях, буквально прогнал его. Полковник торопливо удалился.

Наконец приготовления были закончены. Шевчук сел в кабину грузовой автомашины и направился к нам. Подъехав к Енько, доложил, что к взрыву все готово.

— Давай! — приказал генерал.

Шевчук взмахнул белым флажком. Земля под нами дрогнула, и на том месте, где была гора взрывчатки, блеснуло пламя. Во все стороны метнулись какие-то ошметья и, как при замедленной киносъемке, стало подниматься и шириться черное облако. В нем все нарастала белизна, а вскоре облако и вовсе стало белым. А тем временем к нам бежала, подминая высохшую траву, ударная волна. Достигнув наблюдательного пункта, она шарахнула, как из пушки, и заставила даже генерала схватиться за голову. У некоторых офицеров сдуло с головы фуражки.

Такой экспериментальный взрыв на полигоне совершался не впервые — для проверки ударной воздушной волны и сейсмических толчков. Одновременно решали свои задачи специалисты по защитным сооружениям, прибористы и медики, выставившие несколько животных.

На месте взрыва нас встретили жалобным лаем собаки. Многие уцелели и радовались появлению человека.

Военные инженеры снимали измерительные приборы, делали замеры обвалов убежищ и земляных валов, фиксировали на бумаге степень разрушения макетов домов, щитов, перекрытий. В этом большую помощь исследователям оказал бы простой фотоаппарат, но препятствовало лишь одно слово: «Запрещено».

Я не выставлял на своей площадке объекты, но даже беглый осмотр разрушений позволял представить, что могло случиться, если бы здесь оказались техника, склады, имущество тыла.

Время от времени на полигоне испытывались небольшие атомные бомбы, площадки для которых нашим отделом не готовились, и мы до самого последнего момента ничего не знали о предстоящих взрывах.

В теплое весеннее утро я шел в штаб. Неожиданно вдали блеснуло, потом через довольно продолжительную паузу грохнуло и покатилось за Иртыш, в сосновый лес, громовым раскатом. Малыши во дворе с визгом бросились к подъезду одноэтажного зданиям, и скверик замолк. Нет, не обычного раската небесного испугались дети. Я видел однажды, как в полдень все заволокло вокруг, погремел гром, а дождя все не было, и дети не прятались, а прыгали, протягивая вверх руки, прося у тучи влаги. Как они почувствовали в этот раз, что над ними прокатился не гром, а звук страшного взрыва?