Николай Борисов - Иван III

Итак, войско вышло из Москвы в четверг 11 июня. За четыре дня до этого, 7 июня, был праздник Троицы. Очевидно, именно этот срок и был установлен для явки ратников в Москву. В понедельник 8 июня двинулись передовые отряды. А в четверг (любимый день Ивана III) покинул Москву и сам главнокомандующий — князь Даниил Васильевич Щеня. Присмотримся повнимательнее к этому сверкающему доспехами всаднику: перед нами один из лучших полководцев Ивана III…

Даниил Щеня был отпрыском могущественного рода Патрикеевых — потомков осевшего в Москве в начале XV века литовского князя Патрикия Наримонтовича. Желая удержать литовских витязей в Москве, великий князь Василий I выдал свою дочь замуж за сына Патрикия Наримонтовича — Юрия. Внуком Юрия Патрикеевича и был Даниил Васильевич Щеня. В его жилах текла кровь основателей двух династий — Ивана Калиты и Гедимина.

Служа верой и правдой двум «государям всея Руси» — Ивану III и Василию III, Даниил своим мечом добыл для них немало городов и земель. Если бы в ту пору существовали особые медали за взятие городов — он имел бы их за Вязьму, Смоленск, Вятку; если бы тогда существовали боевые ордена — вероятно, он был бы их полным кавалером. По-видимому, он был чужд придворной борьбы и потому благополучно пережил ряд «политических процессов» конца XV — начала XVI века, на которых в числе обвиняемых выступали и его сородичи…

Биография князя Даниила, как, впрочем, и многих других военачальников той эпохи, может быть представлена лишь сохранившимися в источниками скупыми сведениями об их назначениях и походах. Живое лицо человека и даже степень его личного участия в военных операциях чаще всего скрыты за стеной молчания летописей. Князь Даниил впервые появляется в источниках в 1457 году, когда вместе с дядей, И. Ю. Патрикеевым, и старшим братом Иваном Булгаком он пожертвовал сельцо в Московском уезде митрополичьему дому (82, 32). Есть основания думать, что отец Даниила князь В. Ю. Патрикеев умер в молодости. Вероятно, воспитанием племянника занимался его дядя — Иван Юрьевич Патрикеев, один из виднейших московских бояр последней трети XV века.

Даниил Щеня явно не принадлежал к числу временщиков, стремительно возносившихся из безвестности и так же внезапно исчезавших во мраке застенка или «молчательной кельи» дальнего монастыря. Он шел к славе путем медленного и неприметного восхождения по лестнице собственных заслуг и достоинств. И потому мы встречаем его в источниках лишь восемнадцать лет спустя, да и то в скромной роли одного из «бояр» (в широком смысле этого слова) свиты Ивана III, сопровождавшей его во время «мирного» похода на Новгород зимой 1475/76 года (82, 32). После этого он снова надолго уходит в неизвестность. Лишь в 1488 году Даниил вновь появляется на исторической сцене, но опять-таки в качестве второстепенной фигуры. Известно, что в числе других знатных лиц он присутствовал на приеме посла, прибывшего в Москву от императора Священной Римской империи.

Однако не приходится сомневаться, что Даниил уже в молодости отличился на поле сражения. Об этом косвенно свидетельствует тот факт, что в 1489 году в свой первый, отразившийся в источниках поход — на Вятку — Даниил шел уже воеводой Большого полка. Иван III знал цену своим приближенным и мог дать такое ответственное назначение лишь человеку, известному своими полководческими способностями. Вероятно, Даниил в юности принимал участие в походе на Вятку в 1459 году, которым руководил его дядя И. Ю. Патрикеев, и хорошо знал будущий театр военных действий.

Покорение Вятки Иван III предполагал осуществить объединенными силами северных городов и областей, имевших старые счеты с разбойными вятчанами. К участию в походе были привлечены ополченцы из Устюга, Каргополя, Вологды, Белоозера, из Подвинья, с Ваги, из городков и сел в бассейне Вычегды. По требованию Ивана казанский хан Мухаммед-Эмин также послал на Вятскую землю свой отряд. По существу, вятчане были взяты в кольцо. Общая численность войск, посланных на покорение Вятки, достигала 60–70 тысяч человек.

Ядром всех сил, выступивших против вятчан, была московская рать во главе с Даниилом Щеней. В источниках упомянут еще один воевода — Григорий Васильевич Поплева Морозов, командовавший Передовым полком. Это был уже убеленный сединами представитель старого московского боярского рода, имевший значительный опыт не столько как полководец, сколько как наместник и администратор (82, 234). В это время он, очевидно, занимал пост вологодского наместника и потому был поставлен воеводой в поход на Вятку.

Устрашенные многочисленностью великокняжеской рати, вятчане уклонились от сражения «в чистом поле» и затворились в стенах своей главной крепости — Хлынова. Среди осажденных оказалось немало сторонников Москвы. Вскоре они выслали к Даниилу своих послов с дарами и изъявлением покорности великому князю. Однако Щеня потребовал от вятчан не только обычного «крестоцелования» — присяги на верность Ивану III, — но также выдачи «крамольников» из числа местной знати. «И вятчане упросили сроку до завтрея: „А мы то ваше скажем слово всей земли Вятцкои“. И думали два дни и воеводам отказали, что им тех трех человек не выдавати» (37, 50). Требование о выдаче «крамольников» весьма примечательно. Оно указывает на то, что покорение Вятки Иван III осуществлял уже не по старому, образца 1458–1459 годов, а по новому, новгородскому сценарию — с полным набором репрессий против своих врагов.

После некоторых раздумий осажденные отказались выдать «мятежников». Тогда Даниил приказал своим воинам готовиться к штурму. «И воеводы велели всей силе приступ готовити и примет (всевозможные приспособления для преодоления крепостных стен. — Н. Б. ) к городу» (37, 50). Под стенами Хлынова москвичи соорудили особые деревянные «плетни», которые при штурме следовало поджечь. Пламя с них должно было перекинуться на городские стены. Для поджога «плетней» и городских стен воины приготовили факелы из смолы и бересты.

Устрашенные всеми этими приготовлениями, вятчане сдались, выдав на расправу своих занесенных в московский «черный список» земляков. «И воеводы, перековав их, дали за сторожи (под стражу. — Н. Б. ) устюжаном, а велели их поставить перед великим князем на Москве и подводы им дали» (37, 50).

Окончание вятской эпопеи летописец относит уже к следующему, 6998 году, который начался, согласно тогдашнему календарю, 1 сентября 1489 года.

«А на Семен день летопроводца лета 6998 (1 сентября, в день святого Симеона Столпника, называемого в народе „Симеоном Летопроводцем“. — Н. Б. ) воиводы великаго князя Вятку всю розвели, и отпустили их к Москве мимо Устюг и з женами и з детми, а приставы у них были князь Иван Волк Ухтомской с товарыщи. И князь великий велел Ивана Анекиива, Пахомья да Палку Богодаищикова кнутьем бити да и повесити, а иных вятчан пожалова, издавал поместья в Боровску и в Олексине, в Кременце. И писалися вятченя в слуги великому князю» (37, 97).