Виктор Александров - Дети войны. Я среди Вас

Что характерно, никто никому не завидовал, не было злости друг к другу. Бок о бок зачастую в одном доме (бараке) жили бывшие заключённые, интеллигенция (бухгалтеры, прорабы, мастера и т.д.), работники торговли, милиционеры, воры, зубные врачи. В лучшем случае наши матери не советовали с кем-то дружить. Обычно летом, в воскресные дни, многие выходили на улицу, садились на лавки, играли в карты, обсуждали новости, слухи. Всегда выходил зубной врач со своим трофейным немецким аккордеоном. Он не пел, он играл. Редко кто подпевал, все слушали и часто плакали молча. Кто не выходил, тот открывал окно. Мы, ребята, подходили к нему и завороженно слушали. Этого не забыть.

Все, живущие в Жигулёвске, были богатыми. Наше богатство – Волга. Как только звучал последний звонок, для всех ребят и большинства девчат с утра (обычно с 9 часов) и до заката местом встреч, отдыха – были песчаные берега Волги. Основное занятие и подспорье семьи – ловля рыбы. Помню, когда пустили электростанцию, ход рыбы выше по Волге преградила плотина. Рыба могла пройти только по маленьким по ширине шлюзам, по которым проходили судна вверх, вниз по Волге. Практически вся рыба встала около плотины. Её оглушали турбины. Тушки иногда больших размеров сомов, осетров, щук и других рыб всплывали на поверхность воды, и отчаянные ребята плыли за ними, не боясь круговоротов. Были случаи, когда их затягивало ко дну. В первый год запуска станции большинство взрослых тоже ловили подошедшую рыбу, просто черпая её чем-либо, настолько её было много. Я помню, как ловили даже дырявым ведром. Власти приняли меры, увеличили зону безопасности: нельзя было ловить рыбу ближе чем 1 км от плотины. Позднее длину запретной зоны ещё больше увеличили, но это не стало преградой для рыболовов. Рыба была основным продуктом и заработком.

На берегу Волги мы и влюблялись, и дрались, и тонули. Берега были песчаные. Места с малой глубиной сразу же чередовались впадинами, скорость течения большая. Где сегодня было мелко, завтра уже с головой.

Кто проваливался в яму, захлебываясь, старались сами доплыть до берега, при этом не звали на помощь – стыдно было перед сверстниками и особенно перед девчонками. В летние месяцы обыденным явлением было, когда взрослые (обычно после выпивки) или ребёнок тонули. Практически никого не находили, утонувшие всплывали далеко от плотины или доставались крупной рыбе. Тонул и я. Вадим, муж старшей сестры, взял меня на рыбалку. Стояла холодная сентябрьская погода. Взрослые быстро развели костер, достали спиртное. Вадим указал на мостки и разрешил с них половить рыбу. Мостки представляли собой два тонких бревна длиной 5 метров. Я был в ватнике и в сапогах. Дошел до конца брёвен, насадил на крючок пару червей и размахнулся удочкой, тут же потерял равновесие и упал в Волгу в 5 метрах от берега. Летом я только научился плавать. Я вынырнул и начал отчаянно махать руками, ватник мгновенно впитал воду, она заполнила также и сапоги. Крик застрял у меня в горле. Барахтаясь в воде, проплыл метра три и начал тонуть, ватник тянул ко дну. Силы меня оставили, понял – конец. Посмотрел на взрослых, они сидели спиной ко мне. Обреченно пошел ко дну. Коснувшись дна, осознал, что ушел под воду на уровне головы. Я резко оттолкнулся от дна в сторону берега, и вода стала мне по шею. Судорожно вылез из воды и, спотыкаясь, дошел до костра. Все всполошились, Вадим скинул с себя куртку, мне сменили одежду. Мы с Вадимом пошли к автобусной остановке. Он попросил меня не рассказывать о случившемся. Так, второй раз ангел не дал мне досрочно уйти в мир иной.

Особое значение для нас имели рассказы о войне. Кто воевал, тот редко что-то рассказывал. В основном это бывало в двух случаях: день рождения, день Победы. В день Победы ветераны выходили, садились на скамейку, и мы слушали от них воспоминания о войне. Я не помню, чтобы кто-то восхвалял своего командира, или Г.К. Жукова, или И.В. Сталина. В основном вспоминали отдельные эпизоды, как их встречали в других странах и как и где заканчивали войну. Кто прошёл Германию, отмечали богатство немцев, чистоту в домах и на их территории. Ничего героического в своих действиях они не видели. Он защищали свою страну, мстили за близких. Кто и сколько вывез из Германии, Польши и других стран – об этом они молчали. Однако и так было ясно, поскольку все знали, какие вещи, драгоценности имелись в каждой семье. Всё было известно и втихую обсуждалось.

Особенно помнится из праздников день Победы. Шествий больших не было. С утра ветераны надевали кители с медалями и без них, большинство надевали хромовые сапоги (в основном немецкие). Вечером выходили на улицу, садились на скамейки, слегка навеселе, вспоминали о войне, потом под аккордеон пели песни военных, послевоенных лет, песни из кинофильмов, и так допоздна. В этот день не было ни драк, ни поножовщины.

Всё больше и больше приходили сообщения о вновь построенных заводах, фабриках, об открытых залежах драгоценных металлов, нефти и газа. Жизнь для нас стала улучшаться, отменили продуктовые карточки, расширился ассортимент.

Вспоминаются субботы и дни перед праздниками. Обязательным в пятницу вечером или в субботу утром было посещение общественной бани, а вечером – фильмов и танцев: летом – в березовой роще, зимой – во Дворце культуры. Перед фильмом показывали достижения страны и передовиков труда. Позднее стали показывать сатирические сюжеты, а ещё позже – мультфильмы. Каждый раз с нетерпением ждали продолжения «Ну, погоди!». Этот период был временем восстановления страны после войны. Всё было сосредоточено на этом и воспринималось как неизбежность. Мало кто мечтал о будущем, думал: какое оно будет? Кто вернулся с войны и кто родился во время войны – трудились. Все в свободное время занимались своим хозяйством. Правительство предоставило всем участки для выращивания картошки, овощей. Транспорт выделяла организация. Практически во дворе домов были построены сараи для хранения овощей и содержания птиц, животных.

Наша семья содержала козу (ее назвали Розой) и кур. За Розой ухаживал я. Она была очень своенравная, сразу пускала в ход свои рога. Мы с ней сдружились. После значительного увеличения налога на живность (при Хрущеве) практически все пустили свою живность под нож. Зарезали и Розу, сварили мясо. Мама пригласила к столу. Я забился в другую комнату и плакал. Ни кусочка мяса Розы я так и не съел. Две семьи во дворе продолжали держать живность – одна семья содержала десяток кур, другая – кроликов. Они считались зажиточными. Но социальная справедливость быстро восстановилась – через месяц живность украли. Мы догадывались, кто это сделал. После этого вопрос с содержанием живности был решен окончательно.