Виталий Павлов - Сезам, откройся!

Но на этой должности ему не повезло, он стал свидетелем почти полного замораживания операций отдела из-за убежденности Энглтона в наличии «кротов» КГБ в ЦРУ, в первую очередь, в советском отделе. Считалось, что все, что будет делать отдел, заранее известно КГБ, и нельзя верить ни одному агенту, завербованному на участке работы против Советского Союза. Да нельзя доверять и самим сотрудникам отдела.

Что касается Д. Мэрфи, то Энглтон с «Мутантом» пришли к выводу, что он являлся вероятным кандидатом в такие «кроты» КГБ. Соответственно он стал объектом активной разработки. Энглтон добился замены его на посту начальника советского отдела. Мэрфи вынужден был отправиться резидентом ЦРУ в Париж. В основу подозрений против Мэрфи был положен и такой смехотворный довод, что он работал в Берлине, когда там представителем СИС был Д. Блейк, а жена Мэрфи была выходцем из среды белоэмигрантов.

Но самое необычайное произошло, когда Мэрфи прибыл в Париж. Энглтон предупредил французские спецслужбы, что Мэрфи — агент КГБ. Это было сказано лично им шефу французской контрразведки де Мараншу. У последнего возник естественный вопрос: если это так, то почему ЦРУ направляет к нему в качестве резидента и своего доверенного представителя советского агента (Уайз Д. Охота на «кротов». М., 1994)?

Действительно, может ли себе представить читатель, чтобы председатель КГБ Андропов, направив меня представлять КГБ при польских спецслужбах, предупредил их, что в моем лице они должны видеть агента ЦРУ?

Умопомрачительнее ничего не придумаешь. Для характеристики Мэрфи интересно отметить, что именно он дважды был участником, а вероятно, и организатором грубых провокаций против советских разведчиков: сорвавшейся попытки вербовки и применения насилия против сотрудника внешней разведки Б. Я. Наливайко в Вене в 1962 году и неудавшейся попытки похищения резидента внешней разведки в Японии Г. П. Покровского в 1966 году, причем если первая провокация не получила огласки, то вторая прозвучала на весь мир как пощечина, полученная ЦРУ от внешней разведки.

«Охота на «кротов» в советском отделе привела к тому, что отдел был длительное время парализован и в конце концов фактически разогнан, сотни его сотрудников, говоривших порусски, были частично переведены в другие отделы, частично уволены, а в отделе из 300 человек оставлена лишь небольшая часть, в основном малоопытных сотрудников. Так что, к моменту ухода Энглтона в отставку в 1974 году, отдел должен был начинать работу практически с нуля.

Второй пример разрушения карьеры заслуженного руководящего работника ЦРУ представляет судьба Пола Гарблера.

Бывший пилот американского бомбардировщика, участник второй мировой войны, в разгар «холодной войны» являлся резидентом ЦРУ в Берлине, затем первым резидентом ЦРУ в Москве, как раз в период, когда там развивалась работа с изменником Пеньковским.

«Мутант», получивший с помощью Энглтона доступ к личным делам всех сотрудников ЦРУ, просматривая досье Гарблера, ухватился за то, что он, будучи в Берлине, работал с агентом ЦРУ «Сашей», по утверждениям «Мутанта», подставой КГБ. Кроме того, в Корее он находился одновременно с Дж. Блейком и даже играл с ним в теннис.

Этого хватило, чтобы Энглтон заклеймил Гарблера как одного из главных подозреваемых.

После возвращения из Москвы Гарблеру сулили повышение по службе, а вместо этого заслали резидентом на Тринидад, где продержали 4 года. Вернувшись оттуда, Гарблер продолжал бороться за свою реабилитацию, но безуспешно. Все, что ему удалось, — получить письмо от директора Тэрнера, который сообщал, что находит гнусными и необоснованными обвинения, выдвинутые против него. При этом, писал Тэрнер, он ничем не может помочь (Уайз Д. Охота на «кротов». М., 1994).

Гарблер покинул ЦРУ, уйдя в отставку в 1977 году, после того как «девять лет было вычеркнуто из его жизни».

Для характеристики низкой эффективности работы советского отдела в период действия тандема «Мутант»-Энглтон, показательно, что с 1963 по 1974 год этот отдел приобрел всего пять, причем слабых, малозначительных перебежчиков, в том числе из внешней разведки только двоих (В. Н. Сахарова в 1971 г. и Органисяна в Турции). В тот же период в британских спецслужбах, где практическая работа против советских спецслужб не была так ослаблена, результаты были успешнее — три перебежчика, вербовка Гордиевского.

Для сравнения, в последующие 12 лет, с 1975 по 1987 год к ЦРУ перешли, как минимум, пять перебежчиков и изменников, все из внешней разведки, в том числе такие, как Левченко в 1979 г., Шеймов в 1980 г., что явилось свидетельством заметной активизации работы советского отдела после ухода из ЦРУ Энглтона.

В-третьих, с момента появления «Мутанта» в ЦРУ, под влиянием его утверждения, что никому из перебежчиков нельзя верить, принятого Энглтоном за аксиому, они сразу же попадали в категорию «двойников», засылавшихся КГБ для того, чтобы стать «кротами» в ЦРУ. По свидетельству специалистов, исследовавших период Энглтона-«Мутанта» в ЦРУ, за 1963–1974 годы, пострадали 22 перебежчика. Как известно, первой жертвой этих утверждений «Мутанта» был Носенко. Вторым явился нелегал внешней разведки Ю. Логинов (см. Операция «Густо»), который числился «кротом» ЦРУ в нелегальной службе внешней разведки и которого ЦРУ постоянно проверяло, пока не выдало контрразведчикам ЮАР. Как и в случае с Носенко, ЦРУ считало, что оно «наказало» Логинова и, таким образом, на самом деле помогло внешней разведке избавиться от весьма опасного «крота» в своей нелегальной сети.

В-четвертых, сверхподозрительность «Мутанта» и Энглтона далеко вышла за рамки ЦРУ и территории США. В первую очередь, как указывалось, от нее пострадали британские спецслужбы. Хотя они сравнительно быстро оправились от навеянного «Мутантом» тумана сомнений и недоверия к своим собственным кадрам, им пришлось пережить неприятные времена подозрений, что ряд британских политиков, как, например, премьер Вильсон, были якобы агентами КГБ. Более серьезные подозрения пали на самих руководителей британской разведки и контрразведки — Г. Митчелла, Р. Холлиса. Причем эти подозрения, как уже упоминалось, вылились в слежку, неоднократные допросы, от которых их не избавил и уход в отставку. Например, обвинения с Холлиса были сняты лишь в 1981 году, когда он был посмертно публично реабилитирован.

В связи с показаниями «Мутанта» в СИС был создан специальный «Комитет беглости» для расследования деятельности тех сотрудников, в ком подозревали «кротов» внешней разведки.

Когда Холлис в 1965 году ушел в отставку, расследование по его делу только завертелось полным ходом. Его и Митчелла неоднократно вызывали в МИ-5 для допросов, о результатах которых информировались ЦРУ и ФБР.