Константин Станиславский - Письма 1886-1917

Целую. Берегите себя.

266. Из письма к M. П. Лилиной

…Приехал, не устал, не заметил дороги, так как был очень занят интересным делом с Петровским. Он преумный и преинтересный. Переделать (т. е. переместить) придется все. Я упустил из виду главную психическую силу – это "волю" 1, и потому у меня пошла путаница. Теперь выйдет хорошо и не путано. Пылища дорогой ужасная. Вагон хоть и новейший, но грязно содержится. Первые два дня – жарища. Сегодня с утра ясно, но по-осеннему прохладно, а к вечеру и совсем холодно. Ночью в вагоне было прохладно, так что я надевал свою вязаную жилетку. Поезд опоздал на 3 часа. Мы приехали в 7 1/2 часов. Дорогой много болтал и сидел у Хвостова. Он преинтересный, пресимпатичный и очень говорливый. Любит шутить и хорошо шутит. На станции 3 часа ждал меня Стахович. С ним приехали домой. Он обедал. В театре ничего не было по случаю праздника, и Вишневский с Владимиром Ивановичем уехали к Федотовой. Завтра у меня дома заседание по репертуару. Дома лежало письмо от Гзовской, в котором она извинялась на 3-х страницах за то, что беспокоит меня в день приезда, но умоляет принять. В 9 час. она приехала.

Теперь идет большой секрет. Она так отравлена, что не может слышать того, что говорят и делают в Малом театре. Умоляет принять ее теперь же к нам. Этическую сторону ухода из Малого театра обещается устроить с полной порядочностью; ролей не требует, готова быть хоть статисткой 2. Так или иначе, она нарушает контракт с Малым, тем более что там она не нужна, так как "Психею" запретили 3, как и "Каина", как и все запрещают. Она была мила, но очень взволнована и не в том настроении, которое выказывает ее charme {обаяние (франц.) }. Стаховичу она понравилась, хотя он не пришел в экстаз. Завтра этот вопрос решается на заседании. Я проводил ее со Стаховичем до ее квартиры пешком, так как устал сидеть. Взял ванну и теперь пишу тебе. Настроение пока бодрое. Стахович в восторге от работы, выдержки и старания Калужского. Книппер приехала вчера и уже захандрила без ролей. Качалов вернулся, […] будет учиться языкам. Мария Петровна – жена Стаховича – не очень хорошо себя чувствует и в полухандре.

Целую, обнимаю, благословляю тебя, детей, бабушку – всех. Скоро начну тосковать, так как дом пуст и холост.

Думал найти телеграмму. Волнуюсь о здоровье.

267. M. П. Лилиной

Дорогая Маруся, вчера 16-го [спал] недурно, но проснулся рано. Был В. А. Нелидов, обсуждали известный вопрос. Он за то, чтоб это делать сейчас. Был в театре. Работают. Посмотрел сцену в корчме. Хорошо по-калужски. Много лишних подробностей 1. Знакомился с учениками и статистами. Подает большие надежды Жданова, дочь попечителя. В статистки поступила Головина, дочь председателя Думы. Школу подтягивают здорово – и идет легкое недовольство со стороны распущенной реакции.

Декорации "Синей птицы" готовы. Не видал еще. Книппер не видал. Брюзжит без ролей. Бурджаловых не видал. Вечером заседание у меня. Вопрос о Гзовской еще не решен. Все за прием, но этическая сторона очень сложна. Идет "Жизнь Человека" и "Синяя птица" – одновременно 2.

268*. З. И. Гржебину

Глубокоуважаемый Зиновий Исаевич!

Обращаюсь с очень большой просьбой. Дело касается "Синей птицы".

Метерлинк доверил пьесу русским, и потому дело идет не только о нашем театре и его порядочности – дело касается всего русского искусства.

Целый ряд знаменитых писателей, начиная с Гауптмана, Стриндберга, Шницлера и других, последовали примеру Метерлинка. Они присылают нам рукописи, не требуя от нас никаких гарантий, и просят поставить свои пьесы впервые в России. Этого мало. Без всякой с нашей стороны просьбы, они добровольно дают обещание не печатать пьесы у себя на родине до тех пор, пока она не пройдет у нас.

Метерлинк ждет второй год. Стриндберг – полгода. Такой чести мы не заслужили у себя на родине.

Теперь представьте, что пьеса появится на русском языке до ее постановки у нас. Каково наше положение? Каково мнение иностранцев о русских? Такой поступок объяснят материальными расчетами.

Представьте, что после двух лет ожидания мы принуждены будем отказаться от постановки пьесы, как мы это делали неоднократно с русскими авторами.

Это будет неизбежный, но и неприличный поступок. Повторяю – неизбежный. Это будет повторение истории "Жизни Человека". Иметь Андреева в репертуаре очень нужно, приятно и просто выгодно. Никого не обвиняя, кроме самих себя… но пьеса была напечатана и испорчена другими постановками 1. Мы не можем ее ставить, так как все плюсы незнакомой пьесы использованы, остались минусы. (Говорю, конечно, не о самой пьесе, а об условиях ее воплощения.)

Выступая впервые с таким автором, как Андреев, театр обязан иметь художественный успех. Теперь я не ручаюсь за него, так как сразу переубедить публику в ее предрассудке, укоренившемся по отношению к ложно понятой пьесе, нелегко. Реабилитировать пьесу очень трудно, это доказали постановки пьес Чехова. Не всегда такие попытки удаются. Они очень рискованны. С Метерлинком мы такого риска на себя не примем и, как это ни грустно, принуждены будем итти на скандал и отказаться от постановки, раз что пьеса появится в печати раньше первого спектакля.

Не только как артисты, но как русские граждане мы обязаны, чего бы это нам ни стоило, добиться художественного успеха Метерлинка на первых спектаклях, тем более что это послужит примером для всех других авторов за границей и поддержит авторитет русского театра (не важно, нашего или чужого).

И на будущее время мы не будем ставить тех пьес, которые появились в печати. Эта задача нам непосильна, при тех невероятных требованиях, которые к нам предъявляются.

Тот факт, что Вы обратились со столь любезным и предупредительным вопросом, когда печатать пьесу, доказывает, что Вы согласны во многом с нами. Моя обязанность определенно и ясно ответить на Ваш вопрос. Я это и делаю.

Еще одна посылка.

А что, если мы будем поставлены в такое положение: пьеса набрана в печати, а у нас она не готова? Играть необходимо скорее, даже в неконченном виде.

Я считаю это преступлением перед Метерлинком и перед русским искусством. Придется ставить на карту или существование нашего театра (мы не получаем субсидий и затрачиваем до постановки весь наш основной капитал), или – честь русского искусства и собственную порядочность. Согласитесь, что выбор труден.

Чтобы не встать в такое невозможное положение, – умоляю Вас не печатать пьесы до тех пор, пока я не напишу Вам. Когда она пойдет – угадать невозможно. Несомненно одно: она появится тогда, когда скажем себе, что сделано все от нас зависящее. Угадать это время нельзя. Кроме того, запрещение "Каина" совершенно перевернуло весь наш репертуар. Только сегодня будет заседание о том, как поправить ту жестокую пробоину, которую нанесли нам враги театра – святые отцы Синода.