Александр Бовин - 5 лет среди евреев и мидовцев

Пожалуй, только последний участок моей служебной карьеры подпадает под определение: «путь наверх»: задача была поставлена и решена.

— Нам известно, что Вы очень хотели стать послом. Почему именно послом?

— Насчет «очень» я не уверен. Хотя, если вспомнить эпизод с Дипломатической академией, то можно считать, что я всю жизнь положил на то, чтобы пробиться в те «верхи», куда мне перекрыли дорогу в 1948 году.

А если серьезно, тут такая история. Впервые я «попросился» послом (конкретно — в Люксембург) в самом начале 70-х. Мне нужно было несколько лет, чтобы написать книгу по теории политики. Материал собрал большой, мысли некоторые были. Не хватало только некоего отрешения от суеты. Казалось, Люксембург может дать его. Увы! Громыко заметил, что мне там будет тесно. Брежнев выразился определеннее: «Тебе еще работать надо».

В общем, вместо Люксембурга я попал в «Известия». Однако за 20 лет даже самая интересная работа становится рутиной. Да и книга о политике так и не была написана. Вновь мною овладела охота к перемене мест.

Я понимал, что за 20 лет ситуация изменилась не в мою пользу. Была перейдена пенсионная черта. Ушли многие люди, которые могли бы мне помочь. Приищи новые люди с хорошим аппетитом и крепкими плечами. Люксембург отпадал. Возникла мысль о Новой Зеландии. Вряд ли туда кто-то будет рваться, рассуждал я. Слишком далеко, не слишком интересно, бесперспективно. Как раз, значит, для меня. Говорил с Шеварднадзе, с Козыревым. Кажется, — с Панкиным.

И вдруг вместо Новой Зеландии — Израиль. Какая уж тут теория политики. Тут практики невпроворот. Но это как раз не столько пугало, сколько радовало. Было приятно осознавать, что начальство поверило в мои знания, в мой опыт. Новая настоящая работа, новые проблемы, новые люди — это как тонизирующий душ. Тот самый случай, когда заниматься политической практикой гораздо интереснее, чем политической теорией.

— Как Вам удалось, став послом, сохранить интерес к людям в этом жестоком мире?

— Во-первых, по-моему люди, живущие в «жестоком мире», не менее интересны (если не более), чем люди, живущие в «добром мире». Люди всегда интересны. Даже «неинтересные». Во-вторых, почему «удалось»? Посол работает не с абстрактными институтами, структурами, а с живыми людьми. С ними он говорит, их убеждает, пытается понять их и через них — страну, ее порядки, политику. Важно беседовать с министрами, с другими послами, но иногда разговор с «простым» человеком может дать больше, чем беседа на высоком уровне. Я это понял еще будучи журналистом. Это подтверждает и моя дипломатическая практика.

— Ваши недостатки?

— Их, к сожалению, немало. Успокаиваю себя тем, что страдаю от этих недостатков, прежде всего сам, а не другие люди.

Скажем, недостаточная сила воли. Много раз брался учить разные языки, вплоть до китайского и африкаанс (а теперь уже — вплоть до иврита). Но так и не научился. По-настоящему не говорю ни на одном. Кроме русского.

По поводу других недостатков прошу обратиться к жене.

— Какие женщины Вам нравятся и почему?

— Мне нравятся те женщины, с которыми не скучно.

— Чем занимаются Ваша жена, дети, внуки?

— Лена Петровна на пенсии. Ранее преподавала философию и эстетику в Московской консерватории и институте Гнесиных.

Дочка Женя закончила факультет журналистики МГИМО. Вышла замуж за журналиста из «Комсомолки». И пока он в Берлине, Женя там же, работает машинисткой у военных.

Внук, Макар Сергеич, еще весь погружен в счастливое детство.

— Ваше любимое блюдо?

— «У меня не вкус, а вкусы», ответил Флобер на вопрос, не имеющий, правда, отношения к гастрономии. Но аналогия возможна: не любимое блюдо, а любимые блюда. Например, все «пельменообразные» (хинкали, бозы, манты и т. д.). «Морские гады» (креветки, кальмары, лангусты). Хаши (здесь нечто подобное известно как «марак регель». Эскарго (виноградные улитки в чесночном соусе). И гречневая каша с луком. И… Но хватит. Иначе можно растолстеть. Жена уже много лет ругается и настаивает на переходе к овощам и фруктам. Да как-то не получается. Знаю, что нужно. Да уж больно скучно жевать морковку и даже киви.

— Расскажите о своих пристрастиях. Что Вы читали в последнее время?

— Мое главное пристрастие, «хобби», если хотите, это моя работа. Она мне всегда нравилась больше, чем собирание марок или рыбная ловля. Отсюда — первый круг чтения. Специальная литература, без знания которой невозможно поддерживать требуемый уровень профессионализма.

Соответственно, «последнее время» отражено на моем столе — и на работе, и дома. Сегодня это два последних номера журнала «Тель-Авив», книга А. Неера «Ключи к иудаизму». Недавно прочитал «Воры в ночи» А. Кестлера и мемуары Р. Эйтана.

Чтобы не терять связь с теорией, философией, продолжаю выписывать и читать «Вопросы философии». У Шемы взял нашумевшую «Розу мира» Д. Андреева. С опозданием в полжизни штудирую «Открытое общество» К. Поппера.

С художественной литературой сложнее. Выписываем «Знамя», «Иностранную литературу». Плюс — «Литературную газету». Но времени катастрофически не хватает. Хорошо, Лена Петровна мне иногда пересказывает прочитанное.

— Этот вопрос к Вам не как к дипломату, а как к известному журналисту: что Вы думаете о русскоязычной прессе в Израиле?

— Вы, само собой, можете спрашивать меня, как «известного журналиста». Но именно как журналист я не хотел бы быть судьей моих коллег, других журналистов. И поэтому отвечу дипломатически: у меня нет времени думать о качестве русскоязычной прессы в Израиле — я читаю ее.

— Какой вопрос Вы хотели бы задать самому себе?

— Неужели я так и не успею вновь стать стройным?

Назревал визит заместителя министра иностранных дел Анатолия Леонидовича Адамишина. Мы с ним были давно знакомы. Не по работе. Иногда пересекались где-то в кругах «творческой интеллигенции».

Визит — значит очередные посиделки в Савьоне. И тут мои сотрудники, которые настоящие дипломаты, взяли меня за горло. Нужно жестко соблюдать протокол. Аперитив (то есть выпить понемножку, под орешки в процессе сбора гостей). Таблички с фамилиями на столе. Вышколенные официанты (коих надо арендовать в ресторане).

До сих пор я действовал в рамках обычаев нормального русского гостеприимства. Без, разумеется, аперитивов, табличек и официантов. Без чопорности. Делал упор на создание непринужденной, легкой обстановки. Заботился не столько о сервировке, сколько о качестве и разнообразии блюд. Обычно, в других «домах», 90 % того, что стояло на столе, было из местных «кулинарий». У нас же почти все готовилось дома, по рецептам Лены Петровны. Вроде бы получалось. Гость, как мне казалось; оставался доволен. Но дипломаты наши, привыкшие к другим порядкам, были недовольны.