Михаил Левидов - Путешествие в некоторые отдаленные страны мысли и чувства Джонатана Свифта, сначала исследователя, а потом воина в нескольких сражениях

– Я занялся вашим делом, викарий Торолд. Пост главного священника в нашей посольской церкви в Роттердаме вам обеспечен. Это важный пост, с дипломатическим значением, хотя оплачивается невысоко – всего двести фунтов. Пожалуйста, без благодарностей, и вам нечего больше делать в этом вавилонском вертепе, отправляйтесь домой, вы на днях получите ваше назначение…

Торолд, то красневший, то бледневший, быстро, словно Свифт подгонял его, пошел к выходу. У самой двери он столкнулся с маленьким, тоненьким человеком, который почти вбежал в зал, неся в далеко отставленной руке громадный желтый, туго набитый портфель. Свифт остановил его, когда он был уже посреди зала.

– К королеве с бумагами, мистер Гвинн? Идите, идите, только не забудьте потом подойти ко мне – мне нужно вам сообщить кое-что от лорда-казначея…

Человек поспешно заулыбался, кивнул головой и понесся дальше.

– Вы слышали, – шепнул соседу грузный и угрюмый герцог Ноттингем, – оказывается, Гвинн докладчик не только королевы, но и этого безбожного священника!

Сосед усмехнулся:

– Если сэр Уильям ведет к нему на поклон испанского посла…

И действительно, Уильям Уайндхэм, член правительства, секретарь по военным делам, один из лидеров партии тори, член общества «Братьев», еще молодой политик, но уже щеголявший в парламенте своим эффектным красноречием, подвел к Свифту престарелого испанского гранда с изможденным, бледным лицом.

– Почтенный доктор Свифт, – произнес Уайндхэм, как бы любуясь своим выразительным, хорошо отрегулированным голосом, – мой друг маркиз хочет выразить свое удовольствие от встречи с вами…

Стоявшие рядом отодвинулись, не настолько, однако, чтобы не слышать дальнейших слов Уайндхэма, – было ясно, что слова эти предназначены не только для Свифта. Посол наклонил голову. Наклонением головы ответил и Свифт, лицо его было серьезно, почти сурово.

Уайндхэм продолжал, элегантно подчеркивая нужные слова:

– Мой друг желает поделиться с вами своим горячим убеждением в том, что его государь, испанский король Филипп Пятый, равно как и французский король и наша возлюбленная государыня Анна должны считать себя лично обязанными вам, уважаемый доктор, больше, чем кому-либо во всей Европе, за ту роль, что вы сыграли в почетном для всех сторон окончании этой ужасной войны!

Гул прошел по залу. Не слишком ли лестно? Но сэр Уильям достаточно опытный придворный, чтоб знать, что делает…

Испанец улыбнулся и протянул Свифту руку, вялую, бескровную. Маленькая, горячая рука прикоснулась к бескровной, усталой руке. Свифт думает: «Согласно правилам игры, я должен ответить ему: „Ваша светлость, я только выполнил свой долг христианина, смиренного служителя господа“, – придется обойтись ему без ответа…»

Испанец отошел. Свифт взял Уайндхэма под руку, направляясь к софе у стены.

– Послушайте, Уайндхэм, это не может продолжаться дальше!

Брови его сошлись, лоб нахмурен, но в глазах мелькали блики сдерживаемого смеха.

– Я не совсем понимаю вас, почтенный доктор?

– Вот как? Прекрасно поймете, когда вам придется явиться на ближайший обед «Братьев», – ну конечно, завтра четверг, завтра – в новое место: таверна «Звезда и Перчатка», в Бэдж Роу… Я уже договорился с хозяином.

– Но как на это посмотрят остальные?

– Им придется примириться! Послушайте, этот разбойник с Сент-Джеймс-стрит взял с нас в прошлый раз двадцать один фунт восемь шиллингов шесть пенсов за скромный обед на одиннадцать человек без вина. Черт возьми! Я не в состоянии тратить такие деньги на мои развлечения, я не благородный лорд и не денежный мешок из Сити, я только бедный ларакорский священник! Это совершенно серьезно, Уайндхэм…

– Но я не возражаю, любезный доктор, и, пожалуй, остальным «Братьям» действительно придется примириться… в конце концов прелесть наших еженедельных обедов не зависит от того, на каких блюдах подаются яства.

И все же он недоумевал, сэр Уильям Уайндхэм, молодой карьерист, полагавший, что он прекрасно знаком с человеческой природой и что эта природа мало чего стоит; все же он недоумевал: «Конечно… все близко стоящие знают, что этот Свифт на самом деле то, что называется „честный человек“, но не до такой же степени! Доводить честность до такого абсурда, чтоб нуждаться в деньгах на элементарные расходы, и при его положении?»

Сэр Уильям Уайндхэм редко удивлялся и не любил удивляться. Пришлось бы ему все же удивиться, прочти он в некоем документе, предназначавшемся Свифтом отнюдь не для потомства, такие строки, на днях только им написанные:

«Я живу в Кенсингтоне уже около двух недель, отчасти из-за воздуха и режима, отчасти для того, чтобы быть ближе к двору. Обычно я езжу в город в карете и возвращаюсь пешком. В субботу я обедал у герцогини Ормонд, в ее загородном доме, и думал вернуться по Темзе. По берегу я дошел до Кью – лодки не было, дошел до Мортлэйка – опять лодки нет. Наконец подошел маленький ялик, переполненный достаточно грязной компанией. В нем я доехал до Хаммерсмита, оттуда прошел две мили пешком и лишь к одиннадцати часам попал домой… Я даже люблю все эти тривиальные пустяки, когда они в прошлом, но я их также ненавижу, ибо происходят они потому, что не располагаешь тысячью фунтов в год…»

– Смотрите, он опять что-то выдумал, – злобно шепнул герцог Ноттингэм Эберкорну.

Свифт стоял у камина, в глубине зала, поставив ногу на решетку. Вокруг него, сохраняя некоторое расстояние, сгруппировалась значительная часть присутствовавших. Голос его звучал повелительно, с легкой насмешкой:

– Я хочу, джентльмены, чтоб ваша щедрость обогатила английскую литературу. Вы не сомневаетесь, конечно, что мой молодой друг мистер Поп – лучший поэт Англии. Он начал ныне свой благородный труд – перевод песен Гомера. Но было бы несправедливо, если б мой друг передал свой труд печатнику, не имея в своем распоряжении хотя бы скромной суммы в тысячу гиней. Вам предлагается сейчас, джентльмены, быть первыми в числе участников подписки: заметьте, это большая честь для вас, милорды, – в любой кофейне Сити эта ничтожная сумма была бы собрана в полчаса. Но я согласен предоставить первую возможность представителям нашей аристократии. Я жду, джентльмены…

Пауза была очень непродолжительной. Лорд Эберкорн быстро подошел к Свифту:

– Прошу возглавить моим именем подписной лист, почтенный доктор, на сумму хотя бы в полтораста гиней…

Свифт ответно улыбнулся; последовавшие его слова были осторожны, даже вкрадчивы:

– Вы совершенно убеждены, дорогой лорд, что только забота о процветании английской литературы побудила вас сделать ваше любезное предложение?

– Я отказываюсь понимать вас, доктор Свифт!