Михаил Левидов - Путешествие в некоторые отдаленные страны мысли и чувства Джонатана Свифта, сначала исследователя, а потом воина в нескольких сражениях

Представлялось достаточно возможностей исполнить мечту Свифта. И все же ему не удавалось уехать.

«Честное слово, если б я мог все бросить и вернуться, я б это сделал и расстался бы навсегда со всей этой цолитикой и честолюбивыми планами».

«Сотни людей охотно одолжили бы мне деньги».

«Меня удерживает здесь капризная игра судьбы, и честь и приличие не позволяют мне пойти ей наперекор. Возвратиться без какого-либо доказательства успеха – это будет выглядеть весьма плачевно. И помимо этого, я хотел бы быть немножко богаче, чем я есть».

«Если со мной поступят гадко и окажутся неблагодарными, как это было раньше, я к этому вполне готов и отнюдь не удивлюсь. И, однако, все мне завидуют, и каждый день самые значительные люди умоляют меня хлопотать за них».

«Я ничего не рассчитываю получить здесь, и если бы они отпустили меня, я бы вернулся немедленно».

«Харли и Сент-Джон сказали мне, что они говорили обо мне королеве, но она никогда не слыхала обо мне».

«Боюсь, что министры останутся в долгу у меня до самой моей смерти».

«У меня с министерством осталось одно лишь дело, и когда оно будет выполнено, я расстанусь с ними. Я ни разу не получал от них ни одного пенни и не рассчитываю получить. С меня хватит дворцов и министров, и я хотел бы быть уже в Ларакоре».

Ко времени этой записи (август 1712 года) положение Свифта было действительно странным, если не конфузным.

«Я об этом (его назначении на пост епископа) ничего не слыхал – это кажется, по-моему, более далеким, чем когда-либо, хотя весь город полон слухов об этом».

И через месяц с небольшим – мучительный стон:

«Ожидаю с недели на неделю, что-нибудь произойдет в моем деле, но ничего не происходит, и я не знаю – произойдет ли: люди так медлительны, когда они оказывают милость…»

А еще через месяц с лишним – попытка обмануть самого себя:

«Они мне все надоели, и как только смогу – скроюсь отсюда. Меня совсем не страшит возвратиться к моему прежнему положению».

И наконец – через шесть дней – 28 октября 1712 года:

«Мое пребывание в Лондоне не затянется. К рождеству будет закончена моя работа, и тогда меня здесь ничто не удержит».

Работа («История Утрехтского мира») была действительно закончена, и, однако, покидает Свифт Лондон лишь через пять месяцев – в мае 1713 года.

Жалостная эпопея, беспомощно-тоскливый голос! И новый, совершенно новый Свифт!

Правду сказать – мало привлекательный… Что осталось от гордого благодетеля, от властного опекуна?

И вот уже вырывается у него словечко – «милость», и как же скрыть от себя, что он в унизительном положении, созданном им самим, именно им самим! И это Свифт, человек, восхищавший всю Англию силой своего разума и воли…

Только в том виновен Свифт перед самим собой, что, побоявшись оказаться перед собой «карьеристом», он не обусловил с самого начала с Харли и Сент-Джоном, чего он хочет.

Чего бы проще сказать: «Я работаю с вами, милостивые государи, не из-за корысти, не в целях карьеры, мы идейные союзники, но совершенно естественно, чтоб мое положение в обществе соответствовало той роли, которую я фактически призван играть!»

Тем более это было просто, что не к каким-либо неслыханным достижениям стремился Свифт (забавный парадокс в том, что их-то он как раз и осуществил), а всего только к должности епископа или декана…

Но этого простого шага он не сделал: тут было, конечно, отражение основного противоречия, разъедавшего его психику весь этот период, противоречия, именуемого – Свифт в роли «политика». Отсюда все и возникло.

А потом, к концу 1712 года, возникло объективное обстоятельство, мешавшее Свифту.

Наступает 1713 год. Проходит январь, февраль, март. Свифт все ждет. Последняя его работа закончена, он не хочет предпринимать никаких новых вплоть до выяснения положения, он словно объявляет забастовку. Но вот в начале апреля он узнает, что открылись три деканские вакансии в Лондоне и Англии: декан, настоятель крупного собора – последняя ступень перед саном епископа, – но о его назначении на одну из вакансий ничего не слышно!

Какой безумный гнев должен был охватить Свифта! Безумный и беспомощный…

Но он задушил его страшным усилием воли: отдаться гневу значило бы нанести себе еще большее унижение…

«Сегодня утром мой друг Льюис зашел ко мне и показал мне распоряжение о назначении трех новых деканов – меня среди них нет. Я это предвидел всегда и принял известие спокойнее, чем он ожидал. Я просил Льюиса сообщить лорду-казначею, что я ничего против него не имею и в претензии лишь на то, что он своевременно мне об этом не сообщил: он обещал это сделать в том случае, если узнает, что королева против меня».

Осуществлению пустяка препятствовал другой пустяк: злобное упрямство Анны. Она терпеть не могла Свифта и вдобавок была восстановлена против него как «безбожника». «Сказки бочки» она, конечно, не читала, но переизданный в 1710 году этот памфлет читали другие, в числе прочих – влиятельное лицо в англиканской церкви, архиепископ Йоркский Шарп, виг и интриган, близкий к королеве. Находясь под его влиянием, королева и не разрешала все время представить себе Свифта; друзья его тщательно от него это скрывали.

И кроме того, активную роль в подпольной кампании против Свифта играл герцог Ноттингэм. Слишком больно ударил его хлыст свифтовской стихотворной сатиры, и он решился даже выступить в палате лордов с обличением «одного священника, стоящего за кулисами министерства и добивающегося сана епископа, несмотря на то что он отъявленный безбожник». Аналогичное выступление было сделано в палате общин новым лидером партии вигов Робертом Уолполом.

И самым ярым врагом Свифта оказалась герцогиня Сомерсет: «рыжая кошка»: ей было за что ненавидеть сатирика – не зажила еще рана, нанесенная ей «Виндзорским пророчеством».

Как-то в начале 1713 года в опочивальне Анны собралась вся почтенная троица: Шарп, Сомерсет и Ноттингэм. «Рыжая кошка» бросилась к ногам королевы, умоляя ее, чтоб она не разрешала сделать Свифта епископом; герцог и архиепископ присоединили свои аргументы. Впрочем, королеву и не пришлось долго убеждать.

Дело Свифта было бы совершенно проигранным. Но мог ли Роберт Харли не вмешаться теперь, в этот решительный момент? Ведь помимо всего прочего, помимо чувства благодарности Свифту, понимал он, что оставить Свифта ни с чем означало бы расписаться в своем бессилии, признать победу вигов. И, заручившись мощным союзником в лице Эбигейл Мэшем, ныне уже баронессы, он ринулся в бой.

По существу, это была дуэль между двумя дамами: красноносой Эбигейл и «рыжей кошкой». Победила первая, но победа далеко не была полной. Харли хотел для Свифта епископства в Англии – Свифт в палате лордов был бы весьма полезен для него. Но удалось добиться не епископства, а деканства, и не в Англии, а в Ирландии;