Товий Баевский - Записки нового репатрианта, или Злоключения бывшего советского врача в Израиле

Прилетаем на нужный отрезок шоссе, впереди видна машина, стоящая на обочине, и человек, бродящий по краю дороги. Подъезжаем, останавливаемся. Водитель машины цел и невредим, рассказывает, что он ехал по трассе, было уже темно, и вдруг его машина на что-то наткнулась — нечто ударилось о лобовое стекло. Он затормозил, увидел трещину на стекле, вмятину на крыле, и с тех пор ходит по дороге, ищет, кто же пострадал от его машины — птица, бродячая собака или человек.

Мы разворачиваемся, медленно едем по обочине, освещая фонарем придорожные кусты. Никого не видно, делаем для очистки совести еще один проезд, и когда уже решаем, что это наверное была птица, Гиль замечает какую то темную массу глубоко в кустах. Бросаемся туда, извлекаем из зарослей человека — по виду бомжа лет 40. Он без сознания, дышит, синяк на пол лица, других повреждений не видно. Пытаемся его растормошить — не удается. Поскольку мы находимся в двух шагах от больницы, решаем действовать по системе scoop and run (хватай и беги) — на месте ничего не делать, скорее доставить пострадавшего в приемный покой. Если происшествие случается больше чем в десяти-пятнадцати минутах езды от больницы, используется система stay and treat (стой и лечи) — доказано, что такая схема дает наилучшие результаты.

Кладем пострадавшего на носилки, прибинтовываем его к ним, одеваем специальный ошейник из твердого пластика, для фиксации шейного отдела позвоночника. Это предохраняет спинной мозг от повреждений в случае перелома позвонков. Заносим носилки в «Натан», и мчимся.

По дороге я успеваю померить раненому пульс и давление, и всунуть ему в вену катетер — благо вены у него — с карандаш толщиной. Вообще, его вены меня смущают — уж больно они раздуты — особенно на шее. Ставлю стетоскоп на грудную клетку, выслушиваю легочные шумы, насколько это возможно при шуме мотора, — ощущение, что слева нет вхождения воздуха. Смотрю на пациента — он явно нехорош — потеет, губы синеватые, дыхание учащенное, пульс нитевидный. Похоже, ситуация осложняется — у него, скорее всего, напряженный пневмоторакс. При этом из-за разрыва оболочки легкого в грудной полости накапливается воздух, при каждом вдохе он подкачивается через разрыв, как через односторонний клапан, давление в полости возрастает и пережимает вены, ведущие к сердцу. Если вовремя не вмешаться и не выпустить это давление — человек погибнет в считанные минуты.

Мы уже подъезжаем к воротам больницы, но до приемника ехать еще минуты 3, да и там не сразу им займутся. А в такой ситуации каждая секунда на счету. Немного поколебавшись, решаюсь, достаю толстую иглу и втыкаю в грудную клетку между 2 и 3 ребром слева. Раздается звук проколотого мяча, шейные вены раненого на глазах спадают, он розовеет. Успеваю еще проверить пульс, но в этот момент амбуланс останавливается перед дверью приемника.

Тут нас уже ждут, шоковая комната готова — Ицик позвонил с дороги и предупредил о нашем прибытии. Раненый переходит под ответственность хирургов, в момент его опутывают всякими датчиками и электродами, берут анализы, подключают к кислороду. Доктор Карми, старший врач из хирургического приемника, замечает иголку, до сих пор торчащую у раненого из груди. «А это еще что?», — спрашивает он недовольно. Объясняю, что, судя по клинике, у пациента был клапанный пневмоторакс, и после введения иглы его состояние улучшилось. Карми бурчит «Ну, ну, знаем мы вас, работничков Скорой. Вам бы только воткнуть всего побольше в клиента, а мне теперь расхлебывай» Он двумя пальцами брезгливо берет иголку, вытаскивает ее и бросает в контейнер для грязных шприцов. Потом оглядывается, замечает Илюшу — второго дежурного хирурга, и говорит — «Илия (так израильтяне произносят имя Илья), иди сюда, тут ребята со Скорой тебя работой обеспечили. Схватили человека, воткнули в него иголку. Теперь у него точно есть пневмоторакс, а что до этого было — Бог весть. Давай ставь ему теперь дренаж в плевру, потом отправим на рентген, а дальше посмотрим что с ним делать». «Всегда пожалуйста»- довольно улыбается Илья. Карми поворачивается ко мне, видит мое огорченное лицо и смягчается: «Да не огорчайся, шучу я. Ты молодец, все сделал правильно. Даже если есть минимальное подозрение на клапанный пневмоторакс — нужно вставлять иголку. В крайнем случае, даже если ошибся — ничего страшного. А вот если не вставил, когда было нужно — вот тогда запросто можно потерять больного. Так что — выношу тебе благодарность от лица этого бомжа — он сам, похоже, не скоро ее сможет выразить». Ицик, слышавший наш разговор, похлопал меня по плечу, и сказал: «Эти хирурги всегда нас стараются поддеть, не бери в голову. Я то видел, что раненый ухудшается — хотел тебе сказать, да ты уже сам все сделал».

Не торопясь, мы вернулись в машину и поехали на подстанцию. Я ушел в свою комнату с большой надеждой, что на сегодня приключения кончились, вызовов больше не будет. Время подходило к часу ночи, слегка перекусив, я залег спать и быстро отрубился.

Не стоит и говорить, что поспать мне удалось не более получаса. Последующие вызовы отличались разнообразием и шли один за другим: Молодой мужчина с нарушением ритма сердца, наркоман в коме, старушка, едва дышащая из-за тяжелого воспаления легких, снова авария, на этот раз с мотоциклистом. Когда, наконец, все больные были благополучно доставлены в приемник, я выглядел столь же помятым и хмурым, как Эдик вчера. Поспав около двух часов, я под утро еще успел принять душ и выпить чашку кофе, что несколько улучшило ситуацию. Дежурство на этот раз было средним — не слишком легким, но и не чересчур тяжелым.

Дождавшись прихода сменявшего меня врача, я поехал в больницу. У входа в приемник мы опять столкнулись с Ромкой — он выглядел не слишком бодро-мрачная помятая физиономия, синие круги под глазами, тяжелые веки, сами по себе опускающиеся на сонные глаза. Ему этой ночью досталось побольше, чем мне. Мы обменялись бледными улыбками, и поплелись каждый в свое отделение, чтобы бодро и радостно начать очередной трудовой день.

22/11/2000