Павел Дыбенко - Из недр царского флота к Великому Октябрю

Всю ночь шли "сладкие" разговоры. Только боцманмат Павлов, сердито фыркнув, проворчал:

- Черт бы вас побрал, лучше бы немецкая эскадра - тогда и печенье, и папиросы, и сладкий чай с вареньем, а теперь - пожалуйте опять жалованье в буфет.

Видя его омраченным, рассмеялся, говорю:

- Слушай, Павлов, куда же тебе девать деньги, ведь получаешь теперь 23 рубля в месяц. Ни жены, ни детей у тебя нет. А у командира и ревизора красивые жены, требующие нарядов, детишки. Надо же их, горемычных, поддержать! Нам же "стыдно" будет, что командирская жена и детишки будут оборванными ходить...

Не согласен Павлов, только фыркает, а считался любимцем командира. Большой патриот, и царя страх как любит. Помню, во время царского смотра, чтобы узрели его, парень из кожи лез и, выпячивая грудь, высоко задирал голову... А сколько потом, после смотра, рассказывал про царя, царицу, наследника и наследниц. А теперь что-то и он недолюбливает даже царских верных прислужников. Правда, не идейно, но за их безбожную несправедливость. И то хорошо! Теперь мы знаем, где Павловых слабая струнка. Будет время, и это пустим в ход.

В 9 часов утра эскадра броненосцев тихо входит в Ревельскую гавань. Стали на якорь. Скорбные лица просветлели, и снова все принялись за обыденную работу, но с несколько большей поспешностью, чем обычно. По палубе резкими диссонансами раздаются свистки боцманов и боцманматов: приготовиться к погрузке угля.

Так закончился первый "знаменитый" поход Балтийской эскадры броненосцев.

Медленно покачиваются корабли в водах Гельсингфорсской гавани. Вход в гавань оберегают сторожевые суда и Свеаборгская крепость. Первый шквал сумбура и неразберихи прошел. Нервы уравновесились, и на кораблях воцарились относительная тишина и спокойствие. Даже на берег стали пускать. По боевой тревоге все спокойно занимают свои места. Уже не увидите чудаков, в одном белье впопыхах снующих по палубе. Корабли постепенно перевооружаются, надевают на себя новый панцирь, их обвесили предохранительными сетями от мин.

Правда, они стали неуклюжими, но зато так спокойнее... На мину наткнешься, все же не так опасно. А то крейсер "Паллада" (правда, этим "Палладам" никогда не везло: каждую войну первыми погибали), прогулявшись первый раз по морю в поисках немецкой эскадры, на обратном пути в Гельсингфорс как сквозь воду провалился, никто даже не видел, когда морская пучина его проглотила. Одни уверяли, что на мину наткнулся и взорвался, другие рассказывали, что в плен сдался немцам, а третьи просто говорили: "Шел да и утонул, ни одного живого свидетеля не осталось".

Минные заградители к этому времени поработали на славу: на всех подступах к Ревелю и Гельсингфорсу поставили минные поля. А миноносцы даже шныряют в Рижском заливе и подбираются к Килю. Ходят слухи, что "Новик", набравшись храбрости, пробрался в Кильскую бухту и там мин наставил. Немцы преследовали его, но нагнать так и не смогли. Зато "Новик" пришел в Ревель без винтов.

"Баковый вестник" не успевал "печатать" новости. Что ни час, то все новые и новые русские победы, и особенно на сухопутном фронте. Ренненкампф уже всю Восточную Пруссию прошел и подходит к Берлину. По святой Руси везде служат молебствия о даровании окончательной победы над нехристями-немцами. Австрийцев совсем ни во что не ставят. Те просто бегут. Стоит только показаться со своей длинной пикой Кузьме Крючкову, как целые австрийские дивизии разбегаются. Все это так быстро и легко совершается, что маленький ум простого смертного не в состоянии всего объять и уразуметь, а тем более запомнить, какие города заняли русские войска и какого числа и месяца.

В связи с громовыми победами русской армии и наш командир раздобрился. Разрешил матросам читать газету "Новое Время". Она вся пестрит хвалебными гимнами победоносному шествию русской армии. Только "баковый вестник" стал недоволен своим конкурентом "Новым Временем" и в азарте соревнования до того заврался, что смешал все занятые города: австрийские на немецкий фронт перенес, а немецкие на австрийский. Того и гляди, еще турецкий город переставит в Восточную Пруссию. Но эту ошибку от поры до времени поправлял сам командир. Вот и сегодня, вероятно, ради воскресенья с самого утра разносятся вести по кораблю: немецкие войска разбиты. Русская армия перевалила через Карпаты. Занят город Львов. Опять новая победа. Хорошо, что сегодня воскресенье. Если это верно, то командир во фронте обязательно скажет, какие новые города взяты и когда именно, и прикажет ротным командирам проследить, чтобы вся команда знала.

Горнист играет на молитву. Все в сборе. Священник спешит окончить литургию. Любит старик пораньше пообедать да рюмку водки выпить, а сегодня еще к тому "под победу". В конце литургии молебствие о даровании новой победы и панихида о павших героях под Львовом. Значит, верно? После молебствия строимся во фронт. Ждем командира. Он сегодня поздравит со взятием Львова и скажет пару слов.

Так мы целый месяц "воевали" да подсчитывали взятые города. Броненосец "Андрей Первозванный" в это время чинился в доке после того, как в первый же день объявления войны наскочил на подводный камень и продырявил свой нос; "Рюрик" тоже заканчивал ремонт. Все со дня на день поджидали прихода из Петрограда вновь отстроенных дредноутов. У всех была одна мысль: как только придут дредноуты да выйдут из дока "Андрей" и "Рюрик", тогда и мы покажем немцам, что значит русский Балтийский флот. Не то что "Гебен": загнал черноморцев и из гаваней не выпускает. А пока они не пришли, команда снова взялась за старое дело: "медяшку драить".

Наконец сам фон Эссен потребовал эскадру в Ревель и во главе эскадры из броненосцев, крейсеров и миноносцев вышел в море искать немецкий флот. К этому времени немцы на море потерпели "аварию": один из легких немецких крейсеров наскочил на камень возле порта Петра Великого да так сел, что и сняться не мог. Сводка же гласила: "Немецкая эскадра разбита, один крейсер потоплен".

Проскитавшись двое суток по морю и не встретившись с немецкой эскадрой, снова на ночь возвращаемся в Ревель. На обратном пути несчастье: все четыре лучших корабля - "Император Павел I", "Цесаревич", "Слава" и "Рюрик" - вместе с фон Эссеном возле самого Ревеля сели на мель. Правда, ни один не застрял, но течь во всех кораблях получилась. Три дня заливали цементом, да так и воевали на цементе два года. Тут же понеслись вести: фон Эссен - немец; его брат командует немецкой армией, а поэтому он предает наш флот - "изменник". Долго ходили слухи об измене фон Эссена, пока "бедняжка", возвращаясь с другого похода, скоропостижно не умер. Была и другая версия, что Колчак, бывший в то время в Балтийском флоте, донес на него об измене. Фон Эссен же, не дожидаясь результатов доноса, по пути в Ревель отравился. Верно это или нет, до сих пор точно не знаю.