Виктор Троегубов - Жизнь в «Крематории» и вокруг него

В авиаполетах все обстоит почти аналогичным образом, однако наличие впитанной с социалистической юности возможности не войти в самолет «будучи в нетрезвом виде» (тогда Аэрофлот усиленно боролся с пьянством) все же как-то дисциплинирует. Поэтому крематорцы старались как-то соответствовать своему авиационному образованию (напомню, мы с Арменом окончили Московский авиационный институт, Сараев и Мурашов являлись выпускниками Московского института инженеров гражданской авиации). Четверо из шестерых – довольно много для уважения летающих железяк (я имею в виду самолеты).

Но в тот раз (видимо, что-то неправильное витало в воздухе) все обстоятельства способствовали порочному времяпровождению. А потому в Мурманск мы прибыли в «сильно раскрепощенном состоянии». Конкретно это означает: прерывистые воспоминания, бессвязные разговоры, выпадение отдельных персонажей из числа общающихся и – как следствие – жестокое утреннее похмелье…

Итак, из «фирменного» микроавтобуса, доставившего нас к центральной гостинице «Мурманск», мы выползали с песнями и плясками. Программа неформального общения во время перелета была столь же насыщенной, как и путь от аэродрома, а потому мы быстренько разбрелись по номерам и вскоре спали «без задних ног».

Утром я проснулся (скорее очнулся) с гадким вкусом во рту. Подниматься, а тем более что-то делать, не хотелось. Но походная труба (естественно, воображаемая) неутомимо трубила подъем, и я решил начать день с самого главного: на всякий случай проведать свою гитару. О ужас! Ее нигде не было. Я судорожно начал обыскивать свой трехкомнатный номер, но результат был все столь же плачевным. Через десять минут я уже взбудоражил Оразова и остальных крематорцев, требуя от них малейших подробностей нашего ночного прибытия в гостиницу. Оставалась надежда на то, что кто-то из ребят мог захватить мой инструмент в свой номер, либо – это тоже давало шанс – гитара могла остаться в фойе гостиницы, где мы должны были заполнять анкеты постояльцев.

Увы, почти никто ничего не помнил, точнее всем казалось, что гитара – вроде бы – была. Мне уже стал представляться самый худший вариант, и моему отчаянию не было предела. Специально предпринятая когда-то поездка за инструментом в далекую Голландию закончилась банальным алкогольным финалом. Как вдруг – о счастье! – Мишка Оразов, участвовавший в перетряхивании моего номера, закрыл дверь в спальню, и открылась абсолютно незаметная до этого ниша. В ней мирно чернел чехол моей родной «Ямахи».

Объяснение было крайне простым. Вчера я заметил эту нишу и в полубессознательном состоянии бережно поместил в нее гитару. И, конечно, моментально забыл об этом, когда завалился спать. Так собственная глупость обернулась полуторачасовой нервотрепкой…

На самом деле, вчера перегрузились все. Григорян, который всегда достаточно ревниво относился к всевозможным интервью, радио- и телеэфирам, нашел предлог не ехать на мурманское радио и отправил туда меня и Оразова. Пока мы в течение часа изо всех сил рекламировали наши концерты и отвечали на вопросы радиослушателей, остальная компания оттягивалась в гостинице, одновременно слушая нас по радиоприемнику. Вообще, мурманская поездка была организована неплохо. О рекламной поддержке стоит сказать отдельно. На центральной площади города красовалось электронное табло (там же находилась наша гостиница), на котором время от времени высвечивалась информация о концертах «Крематория». Что и говорить, это было приятно.

Мурманские концерты прошли нормально, хотя контингент посетителей клуба оказался весьма специфическим. Да и как могло быть иначе, если концерт начинался около полуночи. Ведь пришедшие зрители автоматически становились пленниками дорогого заведения до утра. Честно скажу, мне трудно представить типичного крематорского слушателя в качестве посетителя подобного клуба. Но, как бы то ни было, Оразов успешно провел очередное мероприятие «Крематория». А группа уже 19 октября была в Москве. Через неделю должна была начаться работа над будущим альбомом крематорских суперхитов.

При записи музыкальных произведений в студии инструменталисты обычно работают в следующей последовательности:

1) ударные;

2) бас-гитара;

3) всевозможные ритм-гитары и клавишные;

4) солирующие инструменты;

5)основной вокал и вторые голоса.

Мы не изобретали велосипеда: запись начал наш барабанщик Андрей Сараев. В большом зале при тон-студии киностудии им. Горького он целый день выставлял барабаны и дотошно отстраивал звук, а со следующего дня начал методично, одну за другой, записывать песни. Я уже говорил, что Андрей постоянно интересуется новинками современного саунда и старается расширять свой технический арсенал. Кроме того, у него ровный и покладистый характер – поэтому никаких претензий к нему ни у кого не возникало – ни по профессиональным вопросам, ни в области человеческих отношений. За несколько смен (единица студийного времени, обычно – 8 часов) он оперативно закончил свою работу. Вообще, барабанщику можно позавидовать в том смысле, что он раньше других членов группы освобождается от записи. После этого ему остается лишь волноваться и давать советы.

Вторым вступил в битву «Сергей Анатолич Третьяков – бас» (так гордо он называет себя сам). Перед этим мы с ним привезли на моем стареньком «жигуленке» басовую колонку, взятую на неделю у бывшего крематорского саксофониста Сашки Куницына.

Третьяков «отбомбился» достаточно быстро. Правда до этого он «запорол» один день записи, как всегда что-то перепутав. Но, в принципе, басовые партии отрабатываются досконально заранее, никакая импровизация в студии недопустима, так что исполнить их чисто (без ошибок) – дело техники басиста.

С гитарой, а точнее с гитарами, все обстоит иначе. В группах без клавишных им отводится большая роль в аккомпанементе, кроме того гитара часто солирует. Поэтому от квалификации гитариста и его умения работать в студии – когда можно записать сразу несколько дорожек – зависит многое, если не сказать ВСЕ. Андрей Мурашов обладает именно необходимым для студийной работы мышлением. В таких случаях результаты работы сильно поднимают настроение всех участников процесса. Никогда не забуду первый мой с Мурашовым альбом «Для Умного Достаточно». Почти все песни с него мы до этого играли на живых концертах, и его игра меня вполне устраивала. Но на запись он явился с какими-то здоровенными листами, где была досконально расписана вся его партитура по отдельным каналам. Когда я спросил у него, сколько же дорожек ему понадобится для гитары, он огорошил меня заявлением, что в некоторых песнях таковых ему будет необходимо восемь. Я просто не мог себе представить, что же возможно зафиксировать на стольких трэках. Но, как только он начал их прописывать, будущая картинка прояснилась. Я сидел и старался не засмеяться от радости. Такой выверенный и совершенный вид приобретали композиции альбома.