Виктор Троегубов - Жизнь в «Крематории» и вокруг него

5 декабря мы полным составом играли в Институте нефти и газа, в просторечьи – «керосинке». Все концерты того периода проходили неплохо, но этот особо удался. Вначале возникли какие-то проблемы с аппаратурой. К моменту, когда публику стали запускать в зал, еще не все колонки были даже расставлены на сцене. Так что коммутация аппаратуры и настройка звука происходили при полном зале. Но к тому времени концертная программа была настолько отточена, что зрители, невольно вовлеченные в рабочий процесс, смогли собственными глазами и ушами почувствовать контраст разминки и тут же начавшегося концерта.

Инструментальная часть записи подходила к концу. Мурашов потрудился на славу, и очертания фундаментального (в масштабах «Крематория») альбома уже начали прорисовываться. Саралидзе тоже внес свою толику. В двух песнях, «Маленькой девочке» и «Реанимационной машине, тряхнул консерваторским фортепиано наш финансовый гений Михаил Адамов. Надо сказать, он вообще отдавал этому проекту много времени и постоянно торчал на студии с нами. Партии акустических гитар я и Армен записывали каждый в своих песнях. Единственным исключением, где были записаны и его, и моя гитары, стала песня Майка «Дрянь». И то моя партия была записана лишь потому, что гитары Армена оказалось недостаточно: он играл во вступлении какой-то усеченно-утрированный вариант. В общем, подходила пора записывать голоса…

Да, хочется сказать два слова о составе альбома. Кроме 21-го супер-известного крематорского хита, со всех без исключения номерных альбомов группы – кроме «Зомби» – в «Двойной альбом» были включены вышеупомянутая «Дрянь» (как долг памяти ее автору) и абсолютно новая песня «Адольф». Кроме того, Армен специально написал двухминутную вступительную зарисовку «Проходящие мимо», которую на вкладке к будущему альбому я назову «Вергилием в мире Абсолютного Крематория».

Одновременно с продвижением работы обсуждался и вопрос тиража. Напомню, что в случае с данным альбомом мы впервые имели дело не с бесконтрольным монополистом в лице фирмы грамзаписи «Мелодия». Фирма Измаила Островского сама заказывала тираж напрямую на Апрелевском заводе грампластинок, к тому времени ставшем совместным предприятием «Апрелевка-Саунд Инк.». Михаил Адамов, являвшийся представителем фирмы-заказчика, хотел отпечатать сразу 100.000 экземпляров. Григоряну такой вариант казался правильным, и в этом вопросе он полностью поддерживал Адамова. Я тоже хотел, чтобы такое количество продалось, но существовали определенные мысли, настраивавшие менее оптимистично.

Дело в том, что времена дешевых «мелодийных» пластинок, распродаваемых миллионными тиражами, уже прошли. Себестоимость производства виниловых дисков сильно выросла, что значительно увеличило розничную стоимость пластинок. В нашем случае – двойной альбом – стоимость увеличивалась еще в два раза. Продать сто тысяч таких пластинок в 1993 году было труднее, чем в 1991 – два миллиона экземпляров. К тому же худо-бедно вслед за всем миром и наша страна стала тянуться к таким высококачественным звуковым носителям как компакт-диски. Виниловые пластинки давно уже морально устарели, и с большим тиражом можно было «сесть в лужу».

Мне не хотелось беспредметно спорить с Григоряном и Адамовым, а потому я предпринял следующее. Я пригласил к нам на студию известного рок-продюсера Дмитрия Гройсмана, известного всей стране по работе с такими группами, как «Бригада С», «Алиса» и «ЧайФ». В то время Дима уже занимался вопросами оптового распространения музыкальной продукции (в частности пластинок) фирмы «Фили», и кто как не он мог дать нам полезный совет. Его мнение было однозначным: «Печатать 100 тысяч экземпляров бессмысленно. Закажите тридцать тысяч и, когда двадцать из них продастся, – допечатаете еще. В противном случае вы будете терять деньги даже на аренде складского помещения для большого тиража…». В этих словах было столько практичного смысла, что Адамов начал колебаться. И в этот момент сыграла роль привычка Армена всегда оставлять последнее слово за собой. Сколько я с карандашом и бумагой в руках ни доказывал экономическую эффективность небольшого тиража с последующими допечатками по сравнению с одномоментным стотысячным тиражом, он упрямо хотел выпустить 100.000 пластинок.

Впоследствии сама жизнь докажет глупость такого решения, и не менее 30% тиража, то есть около 30 тысяч пластинок будет просто выкинуто на помойку.

Во второй декаде декабря в Екатеринбурге (бывшем Свердловске) должен был состояться рок-фестиваль, в котором должны были принять участие все монстры отечественного рока. «Крематорий» также был приглашен в Екатеринбург, и 16 декабря мы в полном составе двинулись в аэропорт Домодедово. Из Москвы мы должны были лететь вместе с московской половиной группы «Алиса», а коллективный билет на всех вылетающих из столицы находился у сопровождающего группу представителя фестиваля.

Когда мы поставили свой багаж на пол перед табло Домодедовского аэропорта, было впору чертыхаться. Рейс задерживался на несколько часов, и провести их предстояло в переполненном пассажирами здании. Мы стояли в вялой неопределенности, когда подъехали Костя Кинчев и клавишник «Алисы». Мы поздоровались, и я сообщил Косте о задержке нашего рейса. «Ну что ж, значит будем развлекаться», – сказал Кинчев.

Уже через двадцать минут вся компания собралась в маленьком стоячем пивном баре на пять-шесть столиков, находившемся на площади аэропорта. Началось все с пива, потом хозяева заведения раскусили инкогнито своих гостей и «закрыли» бар, чтобы поплотнее пообщаться с передовым отрядом отечественного рок-н-ролла. Тут в ход пошли более крепкие напитки, и через три часа компания покидала гостеприимную гавань в великолепном настроении, но с некоторыми потерями. Наш гитарист Андрей Мурашов смог преодолеть двухсотметровый путь к месту регистрации лишь с посторонней помощью. Но не тут-то было. Служащие Аэрофлота не хотели пропускать Мурашова на посадку в самолет, и он устроился спать прямо на мраморном полу.

Ситуация становилась патовой. Шло время, а решить вопрос с посадкой Мурашова никак не удавалось. К этому моменту все прошли регистрацию и оказались в помещении-накопителе, а представитель фестиваля тщетно пытался договориться по поводу крематорского гитариста.

Я, как и все, стоял в накопителе и судорожно соображал, что же еще можно предпринять. Вдруг я увидел, как один из работников аэропорта с сигаретой в руке вышел в дверь, расположенную позади проверяющего проездные документы сотрудника. Я попросил у кого-то из наших сигарету (сам курю крайне редко) и шмыгнул в ту же дверь. Ровно двух минут было достаточно, чтобы кое-как подхватить бесчувственное тело и мурашовскую сумку (гитару взяли раньше). Сквозь ту же дверь я без суеты протащил Андрея и скинул его подоспевшему Третьякову. Через несколько минут мы уже ехали на аэродромном автобусике к самолету. Но самым смешным в той ситуации стало то, что в самолет не пустили того самого сопровождающего екатеринбуржца.