Виктор Троегубов - Жизнь в «Крематории» и вокруг него

Завершая рассказ о Екатеринбургском фестивале, хочу заметить, что во всем этом мероприятии присутствовал столь редкий для 90-х дух рок-н-ролльного братства. Но все хорошее когда-нибудь кончается. Пора было возвращаться в Москву, к финальной стадии нашей записи.

То ли зимние холода, то ли невоздержанность в употреблении алкоголя, – а может, все вместе, – подточило силы моего организма, и я заболел. А ведь уже пришла пора петь вокальные партии «Двойного альбома». Почему так всегда бывает: всю осень и начало зимы я был в отличной вокальной форме, а в момент, когда пришла пора зафиксировать голос на магнитной ленте, я был способен лишь хрипеть.

Я уже говорил, что в конце 1987 года несколько месяцев просидел с несмыканием связок, даже дома переписываясь с близкими, не говоря о полном отказе от какого бы то ни было общения, включая телефонные разговоры. Через несколько месяцев я начал говорить, но полностью восстановился гораздо позже. После всей этой истории простудные заболевания горла стали вышибать меня из пения на пару недель, и еще около месяца я подходил к стопроцентной форме.

И надо же так случиться, что в самый ответственный момент у меня не было именно физической готовности к пению. Тем не менее, студия уже была заказана. Сколько я ни тянул с началом своей работы, существовали запланированные сроки, нарушить которые не мог никто. Настал момент, когда пришлось встать перед микрофоном в тон-студии, хотя – чисто физически – я мог спеть лишь вполовину от своих нормальных возможностей. Вы спросите, в чем это выражалось? Во-первых, я не мог взять своих же высоких нот. Во-вторых, уже через двадцать-тридцать минут после старта я начинал хрипеть. Приходилось отмалчиваться и отпиваться чаем, по крохам собирать уходящие силы и начинать все сызнова. Так, шаг за шагом, через боль и усталость, были спеты основные голоса в трех песнях и многоголосия в восемнадцати песнях…

С 14 января началось сведение. Первые дни оно шло параллельно с записью последних вокальных партий, а потом все уже было сыграно и спето. Да, забыл сказать про то, что партию флейты в песне «Таня» сыграл проезжавший через столицу флейтист «Аквариума» Алик Сакмаров, таким образом «отметившийся» и в «Крематории» (кроме «Аквариума», Алик играл еще в нескольких коллективах, наиболее известными из которых являлись «Наутилус Помпилиус» и «Выход»). А 26 января «Двойной альбом» был сведен полностью, и песни переписаны на кассету уже в последовательности, которая потом будет реализована на виниловой пластинке. В тот же день мы начали отмечать окончание работы, хотя все чертовски устали. Благо, что предстояли гастроли на близкий нам Русский Север: в Северодвинск и Архангельск. Именно там мы надеялись не только отыграть концерты, но и расслабиться в кругу добрых друзей. Но это совсем другая история, которой я полностью посвящаю следующую главу.

То ли в 1996, то ли в 1997 году, выступая в передаче «Акулы пера», Армен Григорян на просьбу одного из журналистов рассказать об истории избиения милицией группы «Крематорий» в поезде дальнего следования поведал всей стране лихую историю об удалом «Крематории». Исходя из этого рассказа, проводница вагона (в коем ехала группа), удивленная невиданными футлярами музыкальных инструментов, спросила: «Что везете, ребята?», а лидер коллектива Армен Григорян ответил: «Спирт везем, мать!». Купившаяся на эту шутку проводница вызвала транспортную милицию, которая, не разобравшись в ситуации, с удовольствием отметелила столичных музыкантов и высадила их из поезда на станции Вологда. Но самым анекдотичным – по версии Григоряна – явился финальный диалог Григоряна с милицейским следователем, состоявшийся в вологодском вытрезвителе.

– Так где и в каком количестве перевозится вами спирт? – грозно спросил опер.

– Одна бутылка, и находится в желудке, – ответил остроумный Армен.

Такова – близко к тексту – озвученная Григоряном на передаче «Акулы пера» история. А теперь позвольте мне скрупулезно пересказать события того дня без обобщений и прикрас. Правда, правда и только правда.

28 января был ясный зимний день, один из тех, что внушают оптимизм самим состоянием природы (или погоды). Поезд, которым мы должны были выехать на северные гастроли, стартовал с Ярославского вокзала около полудня. Обычно города, в которые мы ездили поездом, находятся на расстоянии одной ночи езды от столицы. Это удобно. Вечером садишься за стол в купе, раскладывается закуска, откупоривается бутылочка. Красота… а через пару часиков разомлевшие участники группы отправляются на боковую. Все чинно и мирно.

На этот раз даже раннее отправление предвещало сюрпризы. Из моего предыдущего рассказа вы уже знаете, что в группе существовал абсолютно непредсказуемый в подпитии Серега Третьяков. Но не только в нем было дело. Остальные были тоже не дураки выпить и погулять, к тому же – я уже говорил – на сей раз для «праздника» существовал идеальный повод. Студийная работа над «Двойным альбомом» измотала всех, а что может быть лучшим для снятия стресса, чем мощная попойка в кругу друзей.

Читатель, склонный к анализу, может попытаться поймать меня на слове. Мол, что это автор то критикует употребление алкоголя, то хвалит подобное употребление как чуть ли не лучшее лекарство? Каюсь, друзья мои, ибо сам грешен! Как часто Добро взывает к нашему рассудку, а Зло усмехается, зная, что не в силах человеческих справиться с соблазном.

Поезд тронулся, и перрон потихоньку побежал назад. К этому моменту на столе уже была разложена закуска, заботливо собранная женами музыкантов. Тут же красовалась бутылка водки, еще одна или две пребывали в качестве резерва, стыдливо прячась в сумках. Места на столе явно не хватало, так как треть стола занял небольшой кассетный магнитофон с двумя отстегивающимися колонками. Заботливо перемотанная дома кассета содержала полную фонограмму только что записанного и сведенного альбома. Прослушивание и трапеза с возлияниями начались одновременно.

Скажу вам честно, все пирушки крематорской компании к тому времени лично мне уже набили оскомину. Я всегда был сторонником большой доли импровизации во всех процессах, включая застолье. А у группы к тому времени выработался настолько определенный сценарий попойки, что заранее было известно, кто и что скажет после каждой дозы алкоголя. Согласитесь, порой подобное однообразие утомляет. Поэтому, минут через сорок после начала, выпив лишь несколько рюмок, я ушел в наше второе купе (соседнее) и сел читать книгу. Это было не так уж просто. Через каждые пятнадцать-двадцать минут, по дороге к курительному тамбуру, кто-нибудь всовывался и звал меня к столу. Но я все же пытался углубиться в книгу, хотя делать это становилось все труднее. Слышащиеся через переборку голоса ребят становились все громче – алкоголь неумолимо делал свое дело. Я понял, что уже несколько минут всецело погружен в их разговоры, хотя глаза мои продолжают скользить по буквам на странице. Я захлопнул книгу и отправился к честной компании…