Федор Архипенко - Записки лётчика-истребителя

Однажды ночью вызывает начальник штаба полка нас, командиров авиаэскадрилий, и рассказывает обстановку, где какие войска: немцы, румыны, венгры, итальянцы и объявляет, что возможно наши войска скоро перейдут в наступление. Рано утром привезли нас затемно на аэродром, но он оказался укрытый туманом и выпавшим первым снегом. Вышестоящее начальство стало требовать выслать самолеты на разведку в район переднего края и установить перешли наши войска Дон или нет? В тот день все аэродромы на нашем направлении были закрыты туманом. Надо лететь, а как взлетать? На взлете можно перевернуться и сгореть, снег выпал почти по колено. Командир полка подполковник С. Б. Зайченко вызвал меня и говорит: — «Ставка требует данных, надо слетать на разведку в районе Дона…» А видимость была горизонтальная метров 300, высота облачности метров 25–30 и аэродром занесен снегом. Вижу, снег свежий — не слежался, надо идти на риск: вдруг взлечу.

Беру себе ведомым Федора Роя, хорошего и смелого летчика. Даю команду ему взлететь за мной с полуопущенным хвостом, чтобы не перевернуться на взлете из-за наметенного на аэродром снега. Запустил мотор, вырулил на полосу, «перекрестился» и пошел на взлет. Постепенно самолет начал набирать скорость, подпрыгивая, оторвался от земли и я оказался в воздухе. Я быстро убрал шасси. Скорость возросла, и я вздохнул с облегчением. В том же духе, по моему следу взлетел и Федор Рой, но у него не убралась одна «нога» шасси после взлета.

Взяли курс в район Дона. Летим «на бреющем» над полем, покрытым снегом, вышли на правый берег реки. В этом районе облачность приподнималась до 70 100 метров. Увеличилась и видимость. Обратил внимание, что от реки Дон тянулись обозы и по фронту двигались наземные войска. Кто они, свои или чужие? С высоты при такой видимости различать войска оказалось невозможно. Вроде бы свои. Чтобы убедиться в правильности предположения, снизился до 3–5 м, до предельно малой высоты. Никто по краснозвездным «ястребкам» не стрелял. Значит — наши.

Вся земля была усеяна воронками от снарядов. Их не успел даже замести снег. Значит, появились они недавно. Пролетели в юго-восточном направлении еще дальше. Увидели танки. Они вели огонь на ходу. Это были наши тридцатьчетверки. Пролетели еще южнее, и тут фашисты открыли пулеметно-пушечный огонь. Пришлось отвернуть в сторону. Когда же снова нарвались на огонь зенитчиков, ушли в обратном направлении, к Дону. Стало ясно, где наши войска вклинились в оборону врага, где вели наступление, где форсировали Дон и где захватили плацдарм.

С этими разведданными и взяли курс на свою «точку». Видимость в районе нашего аэродрома по-прежнему оставалась ограниченной. Посадка оказалась сложной. Едва сел, как подбежал командир полка:

— Ну что? Рассказывай! Скорее!

— Наши идут на юго-восток! — доложил коротко и сообщил координаты наступавших войск. Подполковник Зайченко бросился на КП, передал эти данные в вышестоящий штаб и лишь тогда успокоился. Когда я прибыл на командный пункт, командир сиял улыбкой:

— Из Ставки передали спасибо за данные. Объявляю вам благодарность!

Этот полет на разведку тогда представлялся мне самым обыденным. Метеоусловия, правда, оказались сложными. Наверное, забыл бы обо всем. Оказалось, однако, что мой полет в паре с Федором Роем представлял исключительную важность в осуществлении крупномасштабных планов нашего командования в Сталинградской битве, в частности, решения одной из оперативных задач по окружению фашистских войск у Волги.

Обо всем этом я узнал лишь в 50-е годы, когда был слушателем Военно-воздушной академии. На одной из лекций по военной истории преподаватель, рассказывая о полетах истребителей на разведку войск противника в район Дона и значимости разведданных для командования фронта, сообщил, что с севера было сделано тогда всего 2 самолето-вылета, а с юга Сталинграда — 12 вылетов.

Эти два самолето-вылета вошли в историю ВВС нашей страны, т. к. на основании полученных тогда нами разведданных в бой был введен 26-й танковый корпус, двинувшийся на Калач (Сталинградский) и замкнувший кольцо окружения вокруг немецкой группировки под Сталинградом.

В моей летной книжке зафиксировано немало полетов на разведку. Разными они оказались по сложности и напряжению. Обо всех не расскажешь. Остановлюсь еще на одном, особенно, по-моему, опасном.

После окружения Сталинградской группировки в начале 1943 года наш полк располагался на аэродроме у города Калач (Воронежский). К нам прибыл зам. командующего ВВС Юго-Западного фронта генерал А. Н. Алексеев.

— Нужно срочно направить пару «яков» в Ворошиловград — разведать аэродром и станцию. Задача: определить, сколько самолетов на аэродроме и эшелонов на станции; какие силы содействуют окруженной Сталинградской группировке.

Мы развернули свои карты, прикинули в уме: горючего на обратный маршрут не хватит.

Было понятно, что такой дальний полет с благополучным исходом не реален. Подполковник С. Зайченко доложил, что Як-1 на такую дальность не рассчитан.

— Мне этого разъяснять не требуется! — прервал его генерал, — Нужно лететь. И — немедленно! Данные передать по радио. Их будут принимать наши мощные радиостанции. Кончится горючее — садитесь, где придется. Пробивайтесь потом на свою территорию или уходите к партизанам. Повторяю: данные срочно необходимы Ставке.

В строю на аэродроме осталось тогда всего 5 летчиков: капитан Воронин, я и трое молодых.

Вопрос ясен — полет выполнять придется мне с Ворониным.

Тотчас же направились к истребителям. Детали обговаривались по пути. Георгий Воронин полетел ведущим. Ему вести разведку и передавать данные по радио, мне следить за воздушным пространством.

Бензобаки были заполнены до предела. Чтобы сэкономить горючее, мы шли к цели по прямой, без всяких зигзагов, Воронин не отвернул от маршрута даже в тот момент, когда увидел группу бомбардировщиков. У меня же, признаться, душа загорелась. Вот бы врезать по ним. Однако главная задача у нас — разведка. Вышли в район Ворошиловграда, заметили аэродром.

— Видишь? — спросил Воронин… — Да. Как же много здесь самолетов!

Я с опаской поглядывал на аэродром. С него могут взлететь дежурные «мессеры». Бой с ними нам ни к чему. Ведь горючее для нас тогда было дороже золота. Мало радости выбрасываться с парашютом в тылу врага, мыкаться потом, пробиваясь к своим. Уже было у меня такое. И очень не хотелось, чтобы это повторилось.

К городу мы подходили на высоте 4000 метров. Небо отсвечивало бездонной синевой. Неожиданно ударили зенитные орудия. Капитан Воронин не замедлил передать данные о количестве самолетов на аэродроме. На путях и подходах к станции насчитали 15 эшелонов. О них он тоже незамедлительно доложил. Наша задача была выполнена, и теперь я думал об одном: как перетянуть через Дон? Как спасти истребитель и уцелеть самому? С ужасом отметил, взглянув на прибор: топлива не хватит. Нужно быть готовым ко всему. Горючее в баке у меня кончилось при подходе к Дону, когда истребитель находился на высоте 3000 метров. Мотор заглох. Доложив об этом ведущему, установил самый выгодный угол планирования. Вот она, река, совсем близко. Только хватило бы высоты, и я, считай, дома! «Ястребок» пронесся над Доном на высоте менее 100 метров. Посадку выполнил, не выпуская шасси, на фюзеляж. Як-1 пропахал в снегу борозду.