Эндре Мурани-Ковач - Флорентийский волшебник

– Убили Медичи! Да здравствуют Пацци!

Это внизу горланят люди Альмиари. Они хотят взломать дверь.

До архиепископа доносится резкий голос Монтесекко:

– Вы там, ваше преосвященство?… Почему не впускаете нас, собаки?

– Что это, заговор? – спрашивает Валлентини, подходя к Сальвиати и дергая его за лиловую сутану.

– Не смей прикасаться ко мне!

– Можете считать себя арестованным республикой.

– Арестованным? Я? За что? – И Сальвиати, подобрав подол своего облачения, кидается прочь. Ему удается выскользнуть.

Внизу дрожит парадная дверь. По ней бьют ломами, дубинами. Это свои. Там ждет его избавление.

И архиепископ стремглав бежит вниз по лестнице.

Наконец, дверь поддается. Охранники отскакивают в сторону под натиском толпы.

– Palle! Palle! Смерть предателям! – кричат ворвавшиеся.

«Это же враги!» – ужасается архиепископ.

И в самом деле, это были горожане Флоренции, с оружием в руках шедшие на заговорщиков. Возмущенная толпа смела горстку дворянских палачей.

– Palle! Palle! Смерть изменникам! – Народ с криками негодования устремляется вверх по лестнице. А вот и архиепископ. Он, повернувшись, бежит обратно по ступенькам, по которым только что спускался.

Но наверху стоит Валлентини.

– Заговорщик! – Он указывает на архиепископа. – Хотел занять дворец!

Ответом явился гул множества голосов. Это уже гибель.

Вдруг люди расступаются. Три человека несут изуродованное тело. Его волокли по камням мостовой от собора до Синьории.

– Вот убийца!

Лицо Франческо Пацци неузнаваемо.

– Palle! Palle! – От этого крика в жилах стынет кровь.

Труп Пацци вешают на окно. Архиепископа Сальвиати хватают живым и, пока наверху заседает собравшийся наспех совет, на шею ему набрасывают веревку. Вскоре и он повис на оконной решетке дворца Синьории.

Заговорщиков изловили. Якопо Пацци был убит, капитан Монтесекко брошен в темницу. Это он дал затем показания против изменника ландскнехта Сальвиати. Фронзо принял яд, Альмиари повесили рядом с трупами братьев Пацци и архиепископа.

С двумя священниками толпа расправилась в соборе, закрылась дверь флорентийской темницы и за самым юным кардиналом, любимым племянником папы.

И только Бандини, убийцу Джулиано, не могли нигде найти.

Вооруженные солдаты Синьории прочесали все дворцы. Лоренцо Медичи хотел добить своих врагов. Было арестовано восемьдесят человек, представителей городской знати. Потерявшая своих лидеров партия дворян сразу сошла со сцены Флоренции.

Была выловлена большая часть людей Монтесекко и Бандини, мало кому из них удалось спастись.

Продолжая облаву, ландскнехты взялись и за проверку домов рядовых горожан. Всех заподозренных вызывали в Синьорию. Подозрительным считался всякий, кто принимал в последнее время у себя посторонних или показывался в их обществе вне дома.

Перед следователем теперь стоял и Леонардо.

– Кто он? Сын давнишнего изгнанника Кортенуова? – допрашивали художника о Никколо. – Что он хотел? Для чего посетил вас? Ах, он состоял на службе у заговорщика Чести?

Протокол допроса попал в руки Лоренцо Медичи. И, хотя в нем не заключалось данных, говоривших о виновности Леонардо, взгляд владыки Флоренции как будто слегка помрачнел.

В то же утро он получил и письмо, в котором речь шла о том же мессере Леонардо. Письмо было анонимное, в нем приводились слова художника, якобы заявившего, что он не любит, когда вешают.

– Я тоже не люблю, – пожал плечами Лоренцо Медичи. – По крайней мере в принципе. – И он поднес строки поближе к глазам. Почерк показался знакомым.

Недавно ему довелось читать вдохновенное послание, в котором автор желал ему счастья. Это тот же сочинитель. Одна рука писала оба письма.

А то, первое письмо было от Сандро Боттичелли.

В ночь на четвертые сутки томимому голодом и жаждой, едва живому от страха, Бандини удалось незаметно спуститься с колокольни, и, так как кошелек его был набит золотом, он благополучно выбрался из стен города.

Его преосвященство папа Сикст IV, воспылав безбожной яростью, далеко не по-христиански клялся отомстить флорентийской республике за беспримерное кощунство: заточение в темницу его любимого племянника, юного кардинала и повешение на окне дворца Синьории архиепископа Сальвиати. Находя, по-видимому, свое государство и свой священный сан недостаточно могущественными для борьбы с преданной анафеме республикой торговцев и банкиров, его преосвященство усомнился и во всемогуществе бога, так как поспешил заключить союз с неаполитанским королем и договориться о поддержке с урбинским герцогом, ставшим затем во главе наемного войска его преосвященства.

Началась война.

Союзники одну за другой одерживали победы над флорентийскими дружинами, менее закаленными в боях, и золотисто-кровавой осенью 1479 года враг подступил к самому городу алой лилии. Папе уже мерещился день собственного триумфа, он уже видел себя властелином непокорного города (и прежде всего, его сокровищ, золота), когда наемное войско неожиданно вынуждено было остановиться перед защитным поясом: сторожевыми башнями, укреплениями, закрывавшими дороги, теснины, долы.

Урбинский герцог Федериго был полководцем осмотрительным, не любившим действовать на авось. Намереваясь осадой сломить сопротивление города, он блокировал его по традиционным правилам военного искусства, причем осадил не все укрепления одновременно, а сначала самое главное: Колле, оборона которого оказалась довольно слабой. Жители осажденного городка схватились за оружие. Весть об их отважном сопротивлении полетела через горы. На помощь им тотчас прибыл отряд самых храбрых и предприимчивых молодых флорентинцев. Среди них был и Леонардо да Винчи.

Уловка урбинского герцога – концентрированный удар и внезапное нападение на крепость – не дала ожидаемого результата: атакующие были оттеснены. Тогда предводитель папских наемных войск приказал подтянуть к месту боя более тяжелые бомбарды и пушки и установил их перед укреплением.

Но осажденные успешно отбили и новую атаку врага, одновременно укрепляя собственные позиции. После боя Леонардо получил возможность хорошенько приглядеться к штурмовым орудиям противника и оценить их преимущество перед слабой техникой осажденных.

Его изобретательность подстегивалась неотложностью задачи, в решении которой ему помогали приобретенные им знания в области механики – то, что прежде было лишь удовлетворением собственной любознательности, забавой, теперь смогло бы послужить защите городка – форпоста, передового бастиона Флоренции, прекрасного города искусств.