Питер Пэдфилд - Секретная миссия Рудольфа Гесса

Он предвидел, что в такой психологической обстановке Ллойд Джордж или Бивербрук могут выдвинуться в качестве пророков. В сентябре, через десять дней после интенсивной бомбардировки Лондона, он высказал озабоченность настроением обитателей лондонского Ист-Энда, "где много горечи"; и всеми подспудно владеет вопрос: "Если Гитлер продолжит круглосуточные атаки, сумеют ли они выстоять?"

У Гитлера имелись все основания предполагать, что он сможет сломать моральный дух британского народа и правительства. Идея его заместителя полететь в Британию, как в свое время Чемберлен летал в Мюнхен, чтобы увенчать стремление к заключению мира с Англией, импонировало его любви к театральности; ему все представлялось в упрощенном виде, особенно после побед на западе ничто не казалось невозможным. Должно быть, именно так и воспринимали они этот план; если перефразировать высказывание Вейцзекера, адресованное Черчиллю, для Гитлера и Гесса он был не логической, а психологической необходимостью.

О намерении Гесса лететь в Британию Хаусхоферы ничего не знали, но Альбрехт 19 сентября сказал родителям, что часть возложенной на него миссии считает "заданием дурака". Согласно его последним данным, Британская империя и Соединенные Штаты готовились подписать соглашение о союзничестве. Однако сказать что-либо, что могло бы переубедить Гесса, он не мог. Он набросал письмо Гамильтону, которое предполагал присовокупить к нескольким строчкам, предназначавшимся миссис Роберте. Он проявил большую аккуратность в подборе слов, чтобы не насторожить британских цензоров и не нанести вреда адресату и старой даме. Гессу он отправил копию с пояснениями:

"Г [Гамильтон]… не может полететь в Лиссабон, не получив разрешения… то есть об этом будут знать, по крайней мере, министр авиации, Синклер, и министр иностранных дел, Галифакс. Если все же он получит разрешение ответить или поехать, нет необходимости в установлении его местонахождения в Англии; если разрешения он не получит, то и попытка действовать через посредника тоже не принесет особого успеха".

В любом случае, продолжал он, нейтральному посреднику, которого Гесс намеревался послать в Британию, технически будет не трудно установить в Шотландии местонахождение герцога Гамильтона. Гессу, вновь предложившему действовать без посредника, это, по всей видимости, тоже было ясно; лететь должен был он сам. Альбрехт подытожил:

"Причиной моих недавних возражений является тот факт, что возможность успешного завершения попыток достичь компромиссного мира между фюрером и британскими высшими классами представляется, к моему большому сожалению, весьма крошечной. Все же в заключение письма я бы хотел снова указать, что даже теперь шансы добиться успеха через посла Лоутьена в Вашингтоне или сэра Сэмюэля Хора в Мадриде несколько лучше, чем через моего друга Г."

Но в нацистской Германии ничто не следует принимать на веру. Нам никогда не узнать, насколько искренним был пессимизм Альбрехта, может быть, он предусмотрительно предохранялся от будущих обвинений в авторстве плана. Он писал отцу: "Я уже достаточно ясно дал понять, что инициатива в этом деле исходила не от меня". Черновик письма Гамильтону был написан по-английски; в независимом параграфе говорилось:

"Если вспомнишь мои последние довоенные сообщения, то поймешь значимость того факта, что в настоящий момент я могу спросить тебя, нет ли какой возможности нам встретиться где-нибудь на окраине Европы, возможно, в Португалии, и переговорить. Я мог бы сказать тебе то, что сделало бы твою попытку на короткое время вырваться в Лиссабон оправданной если ты сумеешь убедить в этом свое начальство, оно позволит тебе выехать. Что касается меня, то прибыть в Лиссабон я могу в любое время (без каких-либо трудностей) в течение нескольких дней после получения от тебя известий. Если будешь отвечать на мое письмо, пожалуйста, пиши по адресу:…"

Гесс одобрил черновик, и после обсуждения с Альбертом, братом Гесса, Альбрехт с некоторыми изменениями переписал его набело, добавив адрес фирмы в Лиссабоне, владелец которой был членом "Иностранной организации" Гесса, куда следовало направлять ответ. Письмо было датировано 23 сентября, в своем адресе в верхней части страницы он поставил букву «Б», означавшую «Берлин». Уже одно это должно было насторожить цензора. Добавив наилучшие пожелания от своих "отца и матери" к своим собственным, он подписался стилизованной буквой «А», как обычно подписывался в письмах, адресованных тем, кого он хорошо знал. Письмо вышло на трех листах. Он свернул их и вложил в конверт с адресом: "Его Светлости герцогу Гамильтону и Брэндону, палата лордов, Лондон". Затем он написал записку миссис Роберте, в которой просил переправить письмо герцогу Гамильтону, которого, как он сказал, он знал еще как лорда Клайдсдейла. Оно может быть важным для него и его друзей в правительстве, констатировал он; он был "искренне убежден", что оно не причинит никому вреда и, возможно, окажется "полезным для нас всех". Адресовав пакет "Mrs V. Roberts, Lisbon, Caixa Postal 506", он отдал его брату Гесса для доставки. Потом написал короткую записку Гессу: "Нужное вам письмо было написано сегодня рано утром [23] и уже отправлено".

В тот же день в письме отцу он выразил уверенность, что надежды на мир нет ни малейшей, но отказать своему патрону он не мог: "Ты знаешь, что для себя в будущем я не вижу никакой возможности действовать. Если наш дикий народ ожидает "тотальная победа" от Глазго до Кейптауна, как это мыслится, тогда тон всему будут задавать пьяные сержанты и коррумпированные спекулянты; на специалистов с тихими манерами спроса больше не будет. Если победы не будет, если англичане сумеют выдержать первый удар и затем, с американской помощью и используя фактор большевистской ненадежности, создадут долговременное военное равновесие, тогда, несомненно, потребность в таких, как мы, возникнет, правда, в обстоятельствах, когда спасать будет практически нечего. И если меня сейчас призывают, это значит, что я подвергаюсь опасности бессмысленного труда и слез, с чем могу столкнуться, если заранее дам ясно понять, как ничтожны шансы на успех всех наших попыток, что и пытался сделать. Если, несмотря на все это, мне все же прикажут, я не смогу сделать большего…"

На эту тему, продолжал Альбрехт, он переговорил с фон Вейцзекером, находившимся в аналогичном положении. Фон Вейцзекер подтвердил, что повлиять на события они смогут только тогда, когда обстоятельства, изменившись, оправдают их ставший предметом гласности пессимизм. Если этого не случится, подытожил Альбрехт, высший закон истории будет на стороне СС.

В октябре Гесс начал разработку другой линии. Он пригласил руководителя "Иностранной организации" Эрнста Боля, квалифицированного специалиста по Южной Африке, передал ему черновик письма Гамильтону, составленный им и попросил перевести его на английский язык. И на этот раз он не выдал своего намерения доставить письмо самому.