Алексей Диброва - Артековский закал

К лагерю подошли уже в сумерках. А утром, ещё до завтрака мы были снова возле Церковки, в тех местах, где могли прятаться неизвестные. Поднялись на Церковку, обшарили все углы, но нигде никого не обнаружили, приунывшие возвратились в лагерь. После обеда снова ходили рубить просеку, теперь рубили впереди, чтобы пресечь путь огню. Снова работали до седьмого пота, проделывая просеку от дороги вниз, к речке. Солнце бросало последние лучи на верхушки деревьев, когда мы спилили последние стволы, и они с треском повалились навстречу огненной лавине. Упорство и воля людей победили!

— Где-то около полусотни гектаров сгорело! — подытожил Карпенко.

— Если не больше! — добавил кто-то из взрослых.

Но мы были рады и этому, ведь могло сгореть несравненно больше, не приди артековцы на помощь природе.

Летом 1943 года прогремела одна из грандиознейших битв второй мировой войны — Курская битва, завершившая коренной перелом в войне. По радио мы с радостью слушали о начале наступления советских войск, а пятого августа услышали, как Москва впервые салютовала доблестным войскам Красной Армии за освобождение города Орла.

Теперь мы радовались каждому приказу Верховного Главнокомандующего, которые с особым воодушевлением и мастерством читал по радио диктор Левитан. Каждый день приносил приятные новости со всех фронтов. Ребята стали получать письма от родных.

Я уже давно не получал известий об отце. И вот, наконец, получил от него письмо. Он писал из госпиталя, под Курском он был легко ранен. По его подробным описаниям очевидца событий я пытался зримо представить напряжение боёв, могучий дух советских солдат, понял, как тяжело было отцу в этих боях. Он служил санитарным инструктором и ежедневно выносил на себе с поля боя до десятка раненых бойцов, пока и сам не остался на нейтральной полосе. Бедный отец! Когда человеку перевалит за сорок, хотя это ещё не старость, но нелегко ползти, бегать, переносить на себе раненных под градом пуль и воем мин, под артобстрелом и бомбёжкой. Я ответил отцу тёплым письмом, вскоре получил снова ответ, переписка стала регулярной до его выздоровления.

Получал письма и от брата. Он писал, что находится в Москве, учится в сержантской школе, а скоро снова пойдёт на фронт. Только от мамы не было никаких сообщений. Она осталась дома с младшим братишкой. Постоянно беспокоила мысль: живы ли они там? Эта постоянная мысль угнетала своей неизвестностью, безысходностью, злила беспомощность в оказании какой-либо помощи дорогим людям…

В конце августа пришёл ответ из московского вуза, куда я посылал документы. Меня не допустили к экзаменам всего лишь по той причине, что окончил я девять классов не в 1942, а в 1943 году. До сих пор для меня остаётся загадкой: почему мне было отказано?

Документы возвратились, и я привык к мысли, что снова буду продолжать учиться в десятом классе, а после окончания вновь попытаюсь поступать в МАИ.

Артековцы снова готовились к школе: получали новые костюмы, обувь. Перед началом школы мы прекратили ходить на работу и приводили себя в порядок. В напряжённом ритме работали теперь баня и парикмахерская.

Продолжалась война, материальные ресурсы страны шли на обеспечение потребностей фронта, а мы получили новые тетради, учебники, одежду. Пусть всего этого было недостаточно, но всё же мы чувствовали постоянную заботу об артековцах.

Снова первого октября потекли ручейки артековцев в школу. Все ребята летом отдохнули, набрались сил, и теперь с радостным настроением приступали к учёбе — наисложнейшему виду трудовой деятельности. Спустя несколько дней меня позвали к начальнику лагеря. Помню, разговор происходил после завтрака, у входных дверей корпуса:

— Ну, что, полтавчанин, — домой скоро поедешь?

— Да, наверное, скоро, слышал недавно по радио об освобождении Полтавы и ряда районных центров, в том числе и Лохвицы.

— Вот видишь, для тебя наша армия как старается, — улыбнулся Гурий Григорьевич. И в упор спросил: — А хочешь домой?

— Ну, что за вопрос, Гурий Григорьевич, — кто же не мечтает о доме!

— У тебя есть возможность поехать домой раньше, чем кому-либо.

— Каким образом?

— Есть решение крайкома комсомола о направлении в освобождённые районы Украины комсомольцев, живущих в данное время здесь, в Алтайском крае. Если имеешь желание работать на комсомольской работе в своей области, то мы дадим рекомендацию, и после её утверждения высшими инстанциями получишь соответствующие документы и погоняй домой!

— Согласен, хоть сейчас! — обрадовался я.

— Ну и хорошо! А я, было, думал, что снова откажешься, как тогда, когда не захотел вожатым.

— Тогда было другое дело…

— Вот и хорошо, договорились! — похлопал он меня по плечу. — Будем рекомендовать тебя для работы на Полтавщине. Жди!

— Большое спасибо!

У меня словно крылья выросли! Поделился с ребятами своей радостью, а они от души завидовали мне, будто я уже еду домой.

Отцу я сразу же написал письмо и тоже поделился приятной перспективой.

…Представлял, как пройду улицами родной Лохвицы, как встретят родные — мама и братишка. Рисовал в воображении картины разрушенного хозяйства области, предстоящую комсомольскую деятельность. Трудностей, конечно, не боялся, возможно потому, что не представлял их во всём объёме. Чувствовал в себе силы, знал, что Артек многому научил в комсомольских делах, сознавал, что это был лишь минимум практических навыков для предстоящей комсомольской работы. Стал с нетерпением ожидать, когда мне скажут: езжай!

Но время проходило, а меня никто не беспокоил. При встрече с Ястребовым я выжидающе смотрел ему в глаза, а он, понимая моё состояние, молча разводил руками.

А багряная осень властно шагала по взгорьям. Снова горы радовали взор своей чарующей красой, нежными оттенками: на их громадной панораме осень-художница умело накладывала яркие, нежные краски — берёзы стояли в жёлтом наряде, клёны сбрасывали красные листья, вербы оставались зелёными, а хвойные породы, словно ещё сильнее потемнели.

Помню, залюбовавшись разноцветьем убранства гор, мы поспорили — смог ли бы Левитан воссоздать эту красу на полотне?

На удивительную гамму цветов можно было смотреть часами, но не всегда было свободное время. После трёх уроков мы бежали на картофельное поле и заготавливали для зимы картофель, сортировали и прятали в новое хранилище.

После полевых работ мы пошли на заготовку дров. Рубили в горах толстые сосны и ели, обрубали ветки, сучья, и лошади тащили брёвна к дороге, а часть распиленного леса шла сплавом по реке.