Алексей Диброва - Артековский закал

Я вышел из вагона, сбежал с насыпи подошёл к склонившемуся подсолнуху, стал смотреть на шмеля-работягу — тот ползал по желтому диску. Раздался пронзительный гудок паровоза — я даже вздрогнул от неожиданности: что делать — прятаться или бежать в вагон? Поезд потихоньку тронулся, из окон смотрели знакомые вопросительные лица ребят, и я не смог уйти вот так просто, убежать от дорогих мне людей, потянуло в этот шумный разноликий коллектив. Я изо всех сил побежал к своему вагону.

В Харькове на привокзальной площади стояли ровными шеренгами военные лётчики в синей форме. У каждого возле ног стоял небольшой чемодан. Старший командир что-то говорил перед строем, похаживая взад и вперед, все его внимательно слушали.

— Какие все молоденькие! — заметил кто-то из нас.

Наш поезд постепенно стал набирать скорость, а летчики все стояли и слушали командира. Я долго смотрел назад и видел всё ту же картину. После войны я часто почему-то вспоминаю этот строй на харьковском перроне и невольно спрашиваю: сколько же вас, дорогие лётчики, осталось после войны в живых?

Вечером прибыли в Москву. Выгрузили имущество лагеря и вынесли его на привокзальную площадь. С какой-то девушкой я тащил большой тюк белья, пионерка улыбалась и старалась не отставать. Позже я узнал фамилию девушки — Галя Товма, приехала в Артек из Молдавии, а раньше жила на Полтавщине. Приятно было встретить землячку в такой круговерти событий.

Артековцы разместились в Доме колхозника, предварительно помылись в хорошей бане. Утром кто-то тормошил меня за плечо. Узнал голос Славы:

— Подымайся! Слушай по радио важное сообщение!

Почти все ребята сидели на койках, теперь мы не пропускали радиосообщений. Все услышали знакомый голос руководителя Партии — говорил Сталин. Его голос с грузинским акцентом звучал взволнованно, он обращался ко всем гражданам Советского Союза с большой теплотой, называя их братьями и сестрами. Ни одной нотки паники или отчаяния не слышалось в полном внутренней энергии уверенном голосе. Наоборот, в нем слышалась твердая уверенность и воля к борьбе до полной победы над врагом в священной великой войне. Он закончил словами:

— Пусть осеняют ваш ратный путь подвиги великих русских полководцев: Суворова и Кутузова, Невского и Донского, Минина и Пожарского! Смерть немецким оккупантам! Наше дело — правое, враг будет разбит, победа будет за нами!

Дети долго и неистово аплодировали советскому вождю, который вселил уверенность в их сердца, как-то ощутимее стала сила многомиллионной советской семьи, представители которой дружно встали на защиту завоеваний Октября.

В тот же день, третьего июля, мы выехали пригородным поездом по октябрьской железной дороге и через несколько остановок выгрузились на станции Фирсановка, откуда пешком по лесной дороге пошли к месту назначения, в санаторий с поэтическим названием — «Мцыри». Навстречу шли какие-то пионеры, в одной из девушек я узнал черноглазую Женю из одного со мной отряда Верхнего лагеря. Она меня тоже заметила, подошла, улыбаясь. Поздоровались:

— Салют, Женя!

— Салют! Зачем вы сюда приехали?

— А ты сама, почему была здесь? Ты ведь давно выехала из Артека?

— Нас держали, так как не было сопровождающего ехать домой.

— Ну, теперь нас, наверное, будут держать, пока не подыщут сопровождающего, направлений ведь много.

Она утвердительно качала головой. Меня позвали.

— Ну, счастливо тебе, Женя, доехать в Ярославль!

— Счастливо и тебе! — и мы разошлись в противоположные стороны.

— Юкс! Какс! Кольм!

— Юкс! Какс! Кольм! — чётко раздавалась команда. Спросонку я не мог понять, от кого она исходит и к кому относится. Вспомнил, что мы на новом месте. Вчера за ужином официантки нам говорили, что здесь есть группа пионеров из Прибалтики. «Это они, наверное, и есть!» — догадался я и подошёл к окну. На лужайке, между зданиями бегали ребята, и передний из них командовал:

— Юкс! Какс! Кольм! Юкс! Какс! Кольм!

Упражнения все дети исполняли четко, движения были натренированные, легкие, грациозные.

— Молодцы! — любовались мы.

— А мы и в Артеке последние дни не делали почему-то зарядки, — заметил Натан Остроленко.

— Война напугала, — добавил Яша Олесюк.

— Ребята! Марш все на зарядку! Бегом! — взял на себя инициативу Натан и стремглав выбежал на улицу, за ним — все остальные, к нам присоединились ребята из остальных комнат, и вот уже вся группа построилась на волейбольной площадке. Натан добросовестно исполнял обязанности физрука, а мы все старались не ударить лицом в грязь перед незнакомыми ребятами. Когда заканчивали зарядку, к столовой подошла группа пионеров из прибалтийских республик, они остановились, как нам показалось, удивленные: Откуда, мол, появилось столько много ребят?

Постепенно мы познакомились — эта процедура у артековцев проходит быстро. После обеда, в кустах жасмина за фасадом здания состоялась общая встреча, никем не запланированная, без особой дипломатии. К литовским, латышским пионерам, которые не были в Крыму — их начало войны застало в Москве — и к эстонцам подошли новоприбывшие артековцы, завязался непринуждённый разговор. Володя Аас, как старший своей группы, старался ответить на наши вопросы, ему помогал Володя Николаев, который уже успел со многими артековцами познакомиться. Эстонский язык был мягкий, приятный. Если Аас не понимал вопроса, то сам переспрашивал:

— Шьто ты скасаль? Сачем ты так скасаль?

Ребята быстро перезнакомились, вскоре знали как звать каждого, узнали, что эстонцы побыли в Артеке всего неделю, сюда приехали на несколько дней раньше нас, застав здесь латышей и литовцев.

Мы собирались после завтрака на волейбольной площадке, играли «навысадку». Вначале команды составлялись по национальным признакам, а потом лучшие игроки со всех групп образовали отдельную команду, и она играла часами без проигрыша.

После обеда шли купаться на пруд, он был совсем рядом — с тыльной стороны дворца, плавали, ныряли, загорали на зеленом берегу — июль был очень солнечным, — по всей долине разносился наш крик. Постепенно крепла дружба многонационального детского коллектива. Теперь на зарядку все строились в единый строй, и Володя Аас проводил её как признанный лучший спортсмен.

До нашего прибытия здесь размещался санаторий «Мцыри», это было бывшее поместье родственников великого русского поэта прошлого века — Михаила Юрьевича Лермонтова. Здесь Михаил Юрьевич написал свою поэму «Мцыри». На втором этаже старинного дома в нескольких комнатах размещался мемориальный музей великого поэта. В нем сохранилось много полотен известных русских художников, старинная мебель, рояль. Сохранились отдельные рисунки поэта и среди них — рисунок старого дуба, дуплистого, корявого, который ещё рос невдалеке от дома, намного пережив поэта-художника. В столовой, размещенной на первом этаже также сохранилась старинная мебель — массивные столы, скамейки, табуретки, которыми пользовались и сейчас. Всё здесь отображало уют и достаток помещичьей усадьбы. За домом раскинулся парк с вековыми деревьями, пологий склон вёл пруду, к нему спускались широкие гранитные ступени с широкими площадками и поручнями, отполированные временем и многочисленными посетителями. От главного входа дугой изгибались балюстрады с белыми колоннами, а от ворот стрелой протянулась липовая аллея. Вокруг рос смешанный лес, поля, луга, блестели озёра. Живописная местность импонировала лирическому настроению поэта, успокаивала его взвинченные нервы, была для него целебным источником в многоплановом творчестве.