Алексей Песков - Павел I

Когда Бестужева-Рюмина арестовали, Павлу было три с половиной года.

Дальнейший рассказ о том, как Екатерина вышла из затруднительного положения, основан на ее «Записках» (см.: Екатерина. С. 442–455) ; оттуда же взяты все цитаты и прямая речь.

«Насчет своего племянника императрица была совершенно того же мнения, что и я; она так хорошо его знала, что уже много лет не могла пробыть с ним нигде и четверти часа, чтобы не почувствовать отвращения, гнева или огорчения <���…>. Доказательства этому были у меня в руках, так как я нашла между ее бумагами две собственноручные записки императрицы, не знаю, к кому именно <���…>. В одной из них было такое выражение: Проклятой мой племенник сегодня так мне досадил, как нельзя более ; а в другой она говорила: племенник мой урод, чорт его возьми» (Екатерина. С. 447) .

«В сие же время случились великие морозы» (Екатерина. С. 468) .

«Во время болезни <���…> Елисаветы Петровны, в декабре месяце 1761 года, слышала я из уст Никиты Ивановича Панина, что трое Шуваловы, Петр Иванович, Александр Иванович и Иван Иванович чрезвычайно робеют о приближающей<���ся> кончине государыни императрицы, о будущем жребии их; что от сей робости их родятся у многих окружающих их разнообразные проекты; что наследника ее все боятся; что он не любим и не почитаем никем; что сама государыня сетует, кому поручить престол; что склонность в ней находят отрешить наследника неспособного, от которого имела сама досады, и взять сына его семилетнего и мне поручить управление, но что сие последнее, касательно моего управления, не по вкусу Шуваловым. Из сих проектов родилось, что посредством Мельгунова Шуваловы помирились с Петром III, и государыня скончалась без иных распоряжений» (Екатерина. С. 462–463) .

Впрочем, по части показывания языков исполнители и подсказчики иногда не уступали повелителю. Вот начало именного указа от 16 февраля 1762 г. (составлен Д. В. Волковым) о секуляризации монастырских вотчин: «Как ее величество государыня императрица Елисавета Петровна, соединяя благочестие с пользою отечества и премудро различая вкравшиеся злоупотребления и предубеждения от прямых догматов веры и истинных оснований православныя восточныя церкви, за потребно нашла монашествующих, яко сего временного жития отрекшихся, освободить от житейских и мирских попечений <���…>» (Цит. по: Соловьев. Кн. XIII. С. 18) .

В кратком манифесте Екатерины о ее восшествии, составленном 28 июня при начале переворота, главной виной Петра III называлось намерение заменить православие лютеранством: «Всем прямым сынам отечества Российского явно оказалось, какая опасность всему Российскому государству начиналась самым делом, а именно закон наш православный греческий первее всего восчувствовал свое потрясение и истребление своих преданий церковных, так что церковь наша греческая крайне уже подвержена оставалась последней своей опасности переменою древнего в России православия и принятием иноверного закона <���…>» (ПСЗ. № 11582) . – «До сих пор остается неясным, что дало повод для такого утверждения. В справке из Шлезвигского архива, относившейся к летним месяцам 1762 г., <���…> утверждалось, что Петр III советовался с Фридрихом II о введении в России лютеранства ; о замыслах церковной реформы писали и авторы ряда немецких брошюр, изданных по следам событий 1762 года. Но в законодательстве Петра III это отражения не получило, если не считать нескольких указов по конкретным поводам, вроде запрета устраивать домовые церкви, поскольку сооружение храмов дело не частное, но общее» (Мыльников 1991. С. 53) .

Правильнее: Георг (Георгий) Голштейн-Готторпский (1719—63), бывший до своего призыва в Петербург генералом в Пруссии; Петр III присвоил ему звание фельдмаршала.

По словам очевидца, в мае 1761 г., после шумного празднования мира с Пруссией, неблагоприятные для Петра III слухи стали учащаться, и «бывший до того, но еще сносный и сокровенный народный ропот увеличился тогда вдруг скорыми шагами и дошел до того, что сделался почти совершенно явным и публичным. Все не шептали уже, а говорили <���…> въявь и ничего не опасаясь» (Болотов. Записки. Т. 1. С. 376–377) .

Договор о мире между Россией и Пруссией был подписан Петром III 24 апреля 1762 г.; по этому договору Фридриху возвращались все территории, захваченные русской армией во время войны. 30 апреля состоялся торжественный обед – очевидно, тот самый, во время которого Петр назвал Екатерину folle . 10 мая были устроены всенародные торжества в Петербурге – с иллюминацией и фейерверками ( см. Болотов. Записки. С. 372–373) .

«План состоял в том, чтобы схватить его в его комнате и заключить, как принцессу Анну <���Леопольдовну> и ее детей» (Екатерина. С. 491) .

См. признания самой Екатерины: «Все делалось, признаюсь вам, под моим ближайшим руководством <���…>. Узел секрета находился в руках троих братьев Орловых» (Екатерина. С. 498, 491) . Ек. Р. Дашкова, которая очень хотела сыграть решающую роль в заговоре и которой препятствовали в исполнении этой роли и Екатерина, и Орловы, и ее дядюшка Н. И. Панин, вспоминала, что «все сошлись на том, что удар следует нанести, когда его величество и армия будут готовы к отправке в Данию» (Дашкова. С. 62) .

Дальнейший наш рассказ о событиях 27–29 июня основан на письме Екатерины II к Ст.-А. Понятовскому (см.: Екатерина. С. 491–498) и мемуарных записках Ек. Р. Дашковой, Я. Штелина, К. Рюльера, А. Шумахера, Г. Р. Державина и Д. Р. Сиверса. Источники указываются только в случаях прямого цитирования.

Подтверждением или поводом слухов об удушении Петра III был цвет его лица после кончины: «О том, что этот несчастный государь умер именно такой смертью, свидетельствовал вид бездыханного тела, лицо у которого было черно, как это обычно бывает у висельников или задушенных» (Шумахер. С. 299) ; «Тело покойного было привезено в Петербург и выставлено напоказ. Лицо черное и шея уязвленная» (Рюльер. С. 101) .

К. Рюльер, кроме Орлова и Барятинского, называл также Г. Н. Теплова и Г. А. Потемкина (Рюльер. С. 100) , Шумахер называл убийцей лейб-кампанца Швановица. Рассказ Рюльера скорее всего является недостоверным, рассказ Шумахера любопытно было бы проверить.

См. далее: «<���…> его сверкающие и быстрые глаза искали императрицу. Не говоря ни слова, она встала, пошла в кабинет, куда и он последовал; через несколько минут она позвала к себе графа Панина <���…>. Она известила его, что государь умер, и советовалась с ним, каким образом объявить о его смерти народу. Панин советовал пропустить одну ночь и на другое утро объявить сию новость, как будто сие случилось ночью. Приняв сей совет, императрица возвратилась <���…> и продолжала обедать с тою же веселостью. Наутро, когда узнали, что Петр умер от геморроидальной колики, она показалась, орошенная слезами» (Рюльер. С. 100–101) . Ср. с рассказом Н. И. Панина, цитированным выше по воспоминаниям В. Н. Головиной. Рассказ Рюльера подтверждает предположение о том, что Петр III скончался не 6 июня, как было официально объявлено, а ранее. Я. Штелин называл датой смерти 5 июня.