Анри Труайя - Алеша

Тьерри сводил все, решительно все к литературе. Алексей ни за что на свете не последует за ним по этому пути. Он был слишком взволнован тем, что видел вокруг себя, чтобы вспоминать литературные цитаты. Свежий ветер рождал желание кричать, бежать, но не философствовать.

– К черту твоего Виньи, – сказал он. – Куда пойдем завтра?

Тьерри рассмеялся:

– Завтра… завтра… А я откуда знаю?.. Все будет зависеть от погоды…

– Я посмотрел на луну, только что… Она великолепна!..

– Я тоже посмотрел, – сказал Тьерри. – А мне она показалась беспокойной. «Одинокой, холодной и пагубной» – как писал наш друг Лотреамон. А он разбирался в тайнах!

Он выскользнул из кровати. У него были длинные ноги, длинные руки и короткая грудь. Он был еще более бесформенным в своей великолепной пижаме в голубую и белую полоску. Алексей почувствовал себя смешным рядом с ним в своей старомодной ночной рубашке. Они оперлись о подоконник, стоя плечом к плечу. Луна исчезла. Все перед ними было темно и враждебно. Слышалось шептание тяжелой, вздрагивавшей на ветру листвы.

– Ущелья Диозаза, наверное, такой ночью зловещи! – сказал Алексей.

– Хотел бы посмотреть?

– Конечно!

– Ты со всем соглашаешься! – воскликнул Тьерри, хлопнув его по спине. – Ты как бездомный пес! Если так будет продолжаться, то ты захочешь спать на улице!

Алексей утвердительно кивнул головой:

– Ты не представляешь, что значат для меня эти каникулы!

– А для меня, старик! Хочу, чтобы они продолжались всю нашу жизнь! Жаль, что семнадцатого ты должен вернуться в Нейи. Может, попросить разрешения у твоих родителей, чтобы остаться еще на несколько дней?

– Нет, Тьерри, они не согласятся. И так уже много!..

– На следующий год приедешь?

– Да, хотелось бы! – горячо воскликнул Алексей.

Казалось, семнадцатое августа так далеко, что о нем не хотелось и думать. А можно ли представить, что произойдет в следующем году? Им будет по пятнадцать-шестнадцать лет. Они будут во втором классе. Будут соперничать в учебе. У них, наверное, будут и приключения с девушками. Ночь, шум ветра, запах листвы отзывались в сердце Алексея трепетным волнением. Все его существо томилось смутными желаниями, туманными надеждами.

– Знаешь, – сказал он, – такая дружба, как наша, редкость!

– Большая редкость, старик, – согласился Тьерри.

Он отошел от окна. Из-под пижамы торчал горб. Обойдя комнату, он лег в постель на бок, положил вокруг себя свои многочисленные подушки и натянул одеяло. Каким он был спокойным! Как сжился с физическим неудобством! Алексей, стоя у изголовья его кровати, спросил:

– Будешь спать?

– Ну да! Пора! И тебе советую, если хочешь быть завтра в форме!

Предвкушая новые радости, Алексей вернулся в свою комнату. Ему казалось, что разговор с Тьерри окончательно разбудил его. Все мысли были о завтрашнем дне. Однако, едва прикоснувшись к подушке, он погрузился в глубокий сон.

На следующее утро шале сникло под проливным дождем. Низкие тучи закрыли горы. Вдалеке гремел гром. Пришлось отказаться от мысли о прогулке. Но Алексей не очень огорчился. Одна только возможность побыть с Тьерри и его родителями казалась ему неслыханной удачей. Они вновь собрались вчетвером за завтраком в столовой. Чай, кофе с молоком, булочки с черничным вареньем – все, что ел за этим столом Алексей, было вкуснее, чем дома. Он слышал только французскую речь. Он погрузился в лоно французской семьи. И не чувствовал себя посторонним в этой, столь отличной от той, в которой он родился, среде. Весело болтали о самых разных вещах. У Гозеленов не было, конечно, проблем с деньгами. Хотя месье Гозелен никогда не упоминал о своей профессии архитектора, весь его облик – солидный, спокойный, важный – свидетельствовал о его знаниях, авторитете, успехе. Рассматривая его, Алексей удивлялся тому, что этот маленький приветливый человек, командовавший сотнями рабочих, строивший повсюду дома, получавший каждый день в Сен-Жерве послания от министра, был не прочь при случае поболтать с двумя мальчишками. Мать Тьерри тоже, несмотря на светские условности, открыто радовалась тому, что ее сын отлично ладил с этим русским мальчиком. Однако казалось, что Тьерри и его родители не были очень близки друг другу. Если в маленькой квартирке в Нейи Алексея окружало настоящее семейное тепло, то здесь чувствовалась какая-то отстраненность. Любили друг друга издали, корректно, краешком губ. Как будто бы месье и мадам Гозелен принадлежали к иному, нежели их сын, миру. У них была своя, недоступная жизнь. Тщетная суета и мнимые радости взрослых не касались Тьерри и Алексея. Их реальностью была настоящая дружба, бурная лицейская жизнь, тайное восхищение литературой и скука школьных учебников. Ничто другое не интересовало их, только они сами. Они не могли обойтись без разумных, обеспечивающих и направляющих их в жизни взрослых людей, однако жизнь незнакомого общества, в которое входят с тех пор, как начинают носить брюки и получают университетские дипломы, была чужда им.

Неожиданно зазвонил телефон, и месье Гозелен, извинившись, вышел из-за стола. Даже во время отпуска ему постоянно звонили. Телефон висел в вестибюле, поэтому не было слышно ни слова из того, что он говорил звонившему. Он быстро вернулся и сказал, что звонила мадам Бурассон, их соседка в Сен-Жерве.

– Она хочет с вами поговорить, – сказал он жене.

– Опять! – воскликнула мадам Гозелен. – Что ей нужно?

– В следующее воскресенье они собираются играть в бридж…

– Об этом не может быть и речи! – ответила мадам Гозелен, направляясь в вестибюль.

Она вернулась с горящим от возмущения лицом.

– Я сказала, что мы заняты, – пробормотала она, усаживаясь за стол. – Эти люди совершенно несносны! Их манера навязывать себя говорит о невоспитанности! Я уже трижды сказала им нет. Следовало бы понять!..

– Что же вы хотите, дорогая, – вздохнул месье Гозелен. – Это несносные люди!

Суровые слова Гозеленов взволновали Алексея. А как строго соблюдавшие респектабельность Гозелены относились к его родителям? Правда, в Нейи встречались только матери. Но и этого было достаточно, чтобы составить мнение о его семье. Что они говорили о каких-то Крапивиных с неизвестным прошлым? Наверное, жалели и смеялись над ними? В который раз Алексей оказался в неловком положении в мире, построенном другими и для других. У него нет предков во Франции, и, значит, ему нечего здесь делать! Однако сомнение было минутным. Оживленный разговор, продолжавшийся за столом, окончательно убедил Алексея, что его подозрительность абсурдна. Месье и мадам Гозелен были немного «снобами», что там ни говори, однако они с самого начала поняли, что это была подходящая дружба для их сына. Не стоит бояться их насмешек, он может рассчитывать на их уважение. Его жизнь никогда не была такой легкой, как в этом роскошном, удобном и изысканном доме. Теперь он тоже хотел бы носить фамилию Гозелен и иметь отца-архитектора!