Анри Труайя - Гюстав Флобер

Несмотря на враждебность части прессы, «Саламбо» торит дорогу среди читателей. Книгу до часа ночи увлеченно читает императрица. Император интересуется военной стороной произведения и спорит со своим окружением о баллистах, катапультах и других военных машинах. Восхищение автором считается при дворе хорошим тоном. Увлечение императорских салонов передается городу. Героиня Флобера становится модной. Дамы на балах-маскарадах одеты в пунические костюмы. Г-жа Римская-Корсакова появляется на приеме во дворце Тюильри в костюме из светящейся ткани, усыпанной золотом, как у дочери Гамилькара, с поясом в виде змеи вокруг талии. «Журналь амюзан» публикует диалог «двух сестер» – Эммы Бовари и Саламбо. За автора и его героев принимаются карикатуристы. Театр в Пале-Рояль вывешивает сатирический журнал в четырех картинах – «Фоламмбо, или карфагенские Потехи». Музыканты видят в «Саламбо» прекрасный оперный сюжет, и Флобер, некогда отказавшийся от постановки на сцене «Госпожи Бовари», соблазнен идеей большого лирического спектакля. Он мечтает о возможных авторах партитуры: Верди, Берлиозе, Рейере, ученике Берлиоза, и о Теофиле Готье – как об авторе либретто. Дело, однако, затягивается. Как бы то ни было, второй опубликованный роман вызывает вокруг Флобера то же волнение общественного мнения, как и первый, однако любопытство толпы на этот раз не было подогрето судебным процессом. Книга обязана успехом лишь самой себе. А автор, который исповедует презрение ко всем внешним проявлениям признания, становится сугубо парижским героем, общения с которым добиваются люди света. Опьяненный успехом, он принимает многочисленные приглашения, но наиболее свободно он все-таки чувствует себя в кругу собратьев по перу. С некоторыми писателями он обедает в ресторане Маньи, где обычно бывает Сент-Бев. На одном из этих обедов он встретил Ивана Тургенева, и мужчины сразу почувствовали симпатию друг к другу. Русский писатель, безупречно одетый и добродушный, покоряет, впрочем, всех приглашенных. Братьев Гонкур прежде всего: «Это очаровательный колосс, нежный гигант с белыми волосами, – пишут они. – Он красив, но красив какой-то почтенной красотой… Глаза Тургенева светятся. Его ласковый взгляд сочетается с напевным русским акцентом, похожим на мелодичный голос ребенка или негра». [364]

Однако дружеские отношения и слава не могут долго удерживать Флобера в Париже. Вдоволь наслушавшись поздравлений, критики, поучаствовав в светских развлечениях и от души, по-мужски посмеявшись над сальными шутками на обедах у Маньи, он уезжает в Круассе. А Сент-Бев может сказать о нем, повторяя слова академика Лебрена: «Он вышел отсюда более солидным человеком, чем был».

Как подтверждение этой сентенции – едва вернувшись в деревню, Флобер узнает, что на престоле в двух парижских церквах – церкви Святой Клотильды и церкви Святой Троицы – его представили развратителем нравов. «Одного проповедника зовут аббат Бесель, – пишет Флобер. – Имени второго я не знаю. Оба разразились против бесстыдства маскарадов, против одежды Саламбо! Вышеупомянутый Бесель, припомнив Бовари, утверждал, что на этот раз я хочу вернуть язычество. Итак, Академия и духовенство меня ненавидят. Это мне льстит и возбуждает меня… Следовало бы после „Саламбо“ тотчас засесть за „Святого Антония“, я был в ударе и закончил бы уже эту вещь. Подыхаю от скуки; мое безделье (хотя я и не бездельничаю, а напрягаю мозги, как несчастный человечишка) – то есть то, что я не пишу сейчас, – тяготит меня. Проклятое состояние!» [365]

Ни один из сюжетов, которые ему приходят в голову, по-настоящему не увлекает его. Его ум не занят, ничто не интересует его. Он не знает, на чем остановиться – на новой редакции «Святого Антония» или же на современном романе, который мог бы быть коренной переделкой «Воспитания чувств» . Нерешительный, недовольный, он снова сопровождает мать в Виши. Они живут в Британском отеле. «Бесчестные буржуа», которые с серьезным видом, пунктуально пьют воду, удручают его. В городе нет «кокоток». «Они поджидают приезда императора, – пишет он. – Один очень любезный буржуа сказал, что в прошлом году сделал для себя новый публичный дом, и был даже столь любезен, что дал мне его адрес. Но я там не был; я уже не столь весел и не так молод, чтобы обожать Венеру из народа. Необходимость идеального – доказательство упадка. Следует ли об этом говорить!» [366]

Вернувшись в Круассе в конце августа, он работает над «феерией» «Замок сердец», которую не берет (хотя работа еще не окончена) «для сцены» Марк Фурнье, директор театра «Порт-Сен-Мартен». В самом деле, в пьесе есть нечто, что смущает организатора спектаклей. Работая над ней, Флобер честолюбиво надеялся вывести на сцену новый жанр, вдохновленный некоторыми комедиями Шекспира. Чтобы продвинуть работу, он с обычным для него терпением погружается в чтение всевозможных феерий и добивается участия Луи Буйе и графа Шарля Осмуа. За работу принимаются все вместе. «Замок сердец» – история двух искренних влюбленных, которые для того, чтобы соединиться, должны при помощи фей преодолеть препятствия, которые строят им злые духи – гномы, враги больших человеческих чувств. Интрига колеблется между реальностью и фантастикой, диалог – между наивной нравоучительностью и неумелой иронией. Флобер разочарован результатом. «Мне стыдно за эту вещь, – признается он. – Она кажется мне какой-то неудачной, вернее, легковесной, незначительной… Я расстроен оттого, что написал нечто заурядное, очень слабое». [367]Несмотря на этот суровый вердикт, он не теряет надежды поставить свою феерию на сцене. Воспылав неожиданной страстью к театру, он равно хотел бы познать свет рампы, волнение кулис, аплодисменты восторженного зала.

29 октября 1863 года в Круассе приезжают братья Гонкур. Он едет за ними на руанский вокзал с братом Ашилем, «солидным молодым человеком мефистофелевского вида с большой черной бородой». До Круассе добираются в экипаже. «И вот мы в том кабинете, где он напряженно и без отдыха работал, который видел столько усилий и откуда вышли „Госпожа Бовари“ и „Саламбо“, – пишут братья Гонкур. – Здесь – библиотечные шкафы из дуба с витыми колонками… Бюст белого мрамора его умершей сестры, выполненный Прадье… Диван-кровать, сделанная из матраца, покрытого турецкой тканью, с множеством подушек… рабочий стол, большой круглый стол, покрытый зеленым ковром, на котором стоит чернильница в виде жабы, в которую писатель обмакивает перо… Там и сям, на камине, на столах, на книжных полках, старые вещи, привезенные с Востока, – амулеты с зеленой патиной из Египта, стрелы, оружие, музыкальные инструменты… Этот интерьер – и есть сам человек, его вкусы, его талант, его истинная страсть к грубому Востоку; в этой художественной натуре есть что-то варварское». [368]